§ 3. Правила реального толкования
I. Логический элемент имеет преимущество пред всеми прочими в трех отношениях.
Во-первых, как мы уже видели, существуют нормы, не имеющие ни юридического основания, ни практической цели. Равным образом, нетрудно указать нормы, не опирающиеся на исторические источники, и, наоборот, такие, которые являются просто историческими переживаниями. Но вряд ли можно найти в современных законодательствах хотя бы одну норму, которая была бы настолько изолирована, что не стояла бы ни в какой связи с другими нормами. Вследствие этого логический элемент общ всем решительно нормам и должен быть принимаем в расчет всегда при толковании всякой нормы.
Во-вторых, так как логическая связь состоит в том, что нормы соприкасаются между собой своим содержанием, значит, она заключается в самом содержании норм. Между тем прочие данные (систематическое положение, основание, цель, мотивы, источники), даже если они явствуют из текста законодательства, все-таки лежат вне непосредственного содержания нормы. Поэтому один только логический элемент имеет столь же безусловно обязательный характер, как и все вообще содержание норм.
В-третьих, заключаясь в самих нормах, логический элемент всегда вполне достоверен, чего нельзя сказать о прочих элементах, которые часто узнаются только из внешних источников.
Отсюда вытекают два основных правила реального толкования.
1. Для выяснения внутреннего смысла нормы необходимо прежде всего сопоставить ее с другими нормами действующего права, относящимися к тому же предмету.
2. При столкновении логического элемента с другими и элементами реального толкования, преимущество должно быть отдаваемо логическому.
Второе правило означает, что если толкование нормы путем сопоставления ее с другими нормами действующего права привело к одному результату, а толкование ее с помощью какого-либо из прочих элементов приводит к другому результату, то следует остановиться на том смысле нормы, который обнаружился из логического соотношения ее с другими нормами.
Пример. Ст.2066, т.Х, ч.I Свода законов гласит:
"Отдача казенного имущества в частные ссуды не допускается, но если... самая необходимость укажет единственный способ к сбыту их (фуража и провианта по военному ведомству) через отдачу в частные ссуды под достаточные залоги, то всякий раз испрашивать на сие особое разрешение высшего начальства".
По буквальному своему смыслу эта статья относится к договору ссуды, а положение ее в системе гражданских законов, именно, под рубрикой "О ссуде имущества" подтверждает этот смысл. Между тем сопоставление ее с другими статьями, говорящими о ссуде и займе, приводит к иному заключению. Так как провиант и фураж отдаются для потребления, а при ссуде имущество не должно быть потребляемо (ст.2064, т.X, Iч.), то ясно, что ст.2066 имеет в виду не ссуду, а заем, который именно тем и отличается от ссуды, что занятое имущество подлежит потреблению, заимодавцу же возвращается не то же самое имущество, а другое - такого же качества и в том же количестве. Отсюда нужно заключить, что в 2066 ст. слово "ссуда" употреблено не в техническом смысле, как в других статьях I части Х тома, а в смысле займа, в каком оно иногда употребляется в обыденной жизни и даже в законах (напр., в выражении "касса ссуд" под ссудами понимаются денежные суммы, отдаваемых в заем под залог ценных вещей).
Логический элемент проявляется в двоякой форме. Именно, логическая связь между нормами может быть: 1) ближайшей и 2) отдаленной. Ближайшей связью соединены нормы, входящие в состав одного и того же законодательного акта, т.е. отдельного закона или целого кодекса. Более отдаленная связь существует между нормами разных законов или отделов законодательства.
Сравнительное значение обеих этих форм связи не вполне одинаково.
Законодатель, регулируя какой-нибудь вид отношений, обыкновенно не в состоянии выразить своей мысли в одной совершенно самостоятельной и изолированной норме, а должен для этого создавать более или менее обширную группу норм. Вследствие этого каждая норма, взятая отдельно, заключает в себе только частицу мысли законодателя и может быть понята надлежащим образом лишь тогда, когда будет приведена в связь с другими нормами, которые вместе с ней образуют одно целое и выражают мысль законодателя во всей полноте (inncivile est, nisi tota lege perspecta, una aliqua particula ejus proposita judicare vel respondere).
На всех нормах, входящих в состав какого-либо закона, лежит печать духовного единства и, следовательно, они должны взаимно дополнять и пояснять друг друга. Согласно с этим, при толковании всякого законодательного акта, будь то отдельный закон или целый кодекс, каждая статья должна быть приводима в связь со всеми прочими статьями того же акта, и не только со смежными, но и с другими, относящимися к данному предмету. Иное значение имеет отдаленная логическая связь, которая существует между всеми вообще нормами действующего права, хотя бы они были изданы различными законодателями и в разное время.
Поскольку такие разнородные нормы соприкасаются между собой своим содержанием, постольку они находятся в логической связи. Но эта связь не в состоянии служить средством для выяснения мысли, которую законодатель хотел выразить в какой-либо норме. Возьмем для примера статьи 1243 и 1244 1ч. X т., говорящая о безвестном отсутствии и возбуждающая сомнение, имеют ли они в виду безвестно отсутствующих собственников имущества или же лиц, в пользу которых открылось наследство.
1243 ст. относится по своему словесному смыслу к безвестно отсутствующим собственникам, а 1244 ст. - к таким же наследникам.
Ст.1243. Имение лица, в безвестном отсутствии находящегося, по надлежащем в том удостоверении, берется в казенный просмотр.
Ст.1244. Если безвестно отсутствующий явится прежде истечения десятилетнего срока со дня объявления в ведомостях и надлежащим образом докажет, что имение по наследству принадлежит ему, тогда оно возвращается ему со всеми доходами и т.д.
О безвестном отсутствии существует еще ряд статей в Уставе гражданского судопроизводства, где установлены подробные правила о том, как поступать с имуществом безвестно отсутствующего лица. Но, спрашивается, проливают ли постановления Устава гражданского судопроизводства какой-либо свет на истинный смысл 1243 и 1244 ст., 1 ч., Х т., т.е. на ту мысль, которую желал высказать в них законодатель? Конечно, не проливают и не могут пролить, ибо Х том и Устав гражданского судопроизводства - различные законодательные акты и изданы в разное время.
Однако отдаленная связь между нормами представляют важность по другой причине. Дело в том, что если какие-либо нормы находятся между собой в некоторой логической связи, то это значит, что они так или иначе соприкасаются своим содержанием, т.е. относясь к одному и тому же предмету и кругу явлений, друг друга дополняют, подтверждают, развивают, иллюстрируют, ограничивают или даже парализуют. Между тем все нормы, входящие в состав действующего права, обязательны для граждан и должны быть ими соблюдаемы. Отсюда вытекает, что прежде чем применять какую-нибудь норму, нужно убедиться, не изменена ли она в каком-либо отношении другими нормами, соприкасающимися с ней содержанием. Возьмем для примера те же 1243 и 1244 ст. 1 ч. Х т. В них постановлено, между прочим, что имение безвестно отсутствующего лица "берется в казенный присмотр", тогда как по ст. 1453 Устава гражданского судопроизводства оно отдается окружным судом в опеку. Затем, из ст. 1244 в связи с 1239 - 1241 ст. Х т. следует, что безвестно отсутствующий может просить о возвращении ему взятого в опеку имущества до истечения десятилетнего срока со дня публикации о вызове наследников, а по 1459 - 1460 ст. Устава гражданского судопроизводства этот срок "исчисляется со дня первой публикации окружного суда о безвестном отсутствии". Так как все эти постановления имеют одинаково обязательную силу, то возникает вопрос, как же согласовать их между собой, вопрос, который должен быть разрешен путем сопоставления и совместного толкования всех названных статей.
Таково сравнительное значение ближайшей и отдаленной логической связи между нормами. Имея его в виду, следует применять логический элемент таким образом:
При толковании любой нормы нужно сначала обращаться к нормам, находящимся с нею в ближайшей связи; для раскрытия истинной мысли законодателя, а затем уже к нормам, соединенным с ней отдаленной логической связью, с целью согласования их между собой.
2. Систематический элемент приближается по своему значению к логическому в тех случаях, когда размещение норм в системе права сделано самим законодателем, т.е. когда сам он распределил нормы по отделам и снабдил эти отделы заголовками.
В таких случаях положение каждой нормы в системе права обнаруживает взгляд законодателя на логическое соотношение норм и ведет к уяснению их истинного смысла.
Поэтому нормам должен быть придаваем тот смысл, который соответствует ее положению в системе права, данному ей самим законодателем.
Пример. Ст.2 Гражданского закона воспрещает вступление в брак лицам, имеющим больше 80 лет от роду. Но так как она помещена законодателем под рубрикой: "О браке между лицами православного исповедания", то, значит, установленное в ней запрещение относится только к православным.
Но размещение норм в системе законодательства производится часто не самим законодателем, а подчиненными органами власти (кодификационными учреждениями). В таком случае систематическое положение нормы не может служить к выяснению ее смысла, так как обнаруживает мысль кодификационного учреждения, а не законодателя.
Реш. гр. деп. 1881 N 98: "Значение каждого законоположения зависит от его содержания, а не от места, какое оно занимает в Своде законов и, следовательно, перенесение какой-либо статьи из одного тома Свода законов в другие, без всякого изменения ее содержания, не может превратить ее из правила процессуального в постановление материального права и наоборот". См. 80 N 142, 200, 252; 81 N 40, 98.
Однако даже в тех случаях, когда систематизация норм произведена самим законодателем, систематический элемент не равносилен логическому. Воля законодателя проявляется прямо и непосредственно в тексте норм; заголовки же и рубрики, под которыми они распределяются, имеют целью облегчить ориентировку в массе законодательного материала. Поэтому они имеют второстепенное значение, подобное значение вспомогательных, пояснительных норм, отступающих на второй план в случае столкновения с содержанием самих норм.
3. Основание норм во всех своих четырех формах (юридическое, теологическое, психологическое, историческое) отличается от логического и отчасти от систематического элементов двумя особенностями: во-первых, оно далеко не всегда известно с достоверностью, и, во-вторых, оно представляет собой по отношению к нормам нечто постороннее, вне их непосредственного содержания лежащее.
А. Логический и систематический элементы содержатся в самом законодательстве, а потому всегда известны с безусловной достоверностью.
Этого нельзя сказать относительно основания норм, которое иногда совершенно неизвестно, а иногда сомнительно. Между тем пользоваться основанием нормы, как средством ее толкования, можно лишь тогда, когда сведения о нем вполне достоверны, ибо только в таком случае выводы, делаемые из основания нормы относительно смысла последней, могут быть достоверными. Не безусловно достоверное, а лишь более или менее вероятное основание нормы способно служить почвой только для вероятных заключений, которые не имеют никакой цены там, где речь идет о выяснении действительного, истинного смысла нормы. Если бы можно было пользоваться предполагаемыми, более или менее вероятными основаниями, то всякий мог бы перетолковывать законы вкривь и вкось, приписывая им такие основания, какие для него в данном случае более удобны.
В некоторых случаях основание норм очевидно. Так, напр., никто не станет сомневаться в том, что ограничение дееспособности малолетних и душевнобольных установлено для ограждения этих лиц от эксплуатации со стороны взрослых и нормальных граждан, или что супруги тяжущихся не допускаются к свидетельству в виду их, заинтересованности в исходе процесса. Равным образом, из статьи 531, 1 ч., Х т. ("всякое незаконное владение охраняется правительством от насилия и самоуправства") в связи со ст. 690 ("всякое самоуправство по имуществам, хотя бы они состояли и в незаконном владении, строго воспрещается"), видно, что защита владения является в нашем законодательстве результатом запрещения насилия и самоуправства.
Иногда основание нормы явствует из заголовка, под которым она помещена. Так изувечение самого себя наказывается в 201 ст. Уложения о наказаниях, по религиозным мотивам, ибо эта статья помещена в разделе "О преступлениях против веры" (оскопление), а в 512 ст. того же Уложения - по соображениям государственного характера, так как ст.512 включена в отделение "Об уклонении от воинской повинности".
Затем случается, что сам законодатель в самом тексте закона приводит основание, на которое опирается та или другая норма.
Например, ст.1032 Гражданских законов гласит: "Как всякое завещание по усмотрению завещателя при жизни его может подлежать отмене или изменению, то два лица совокупно в одном и том же завещании не могут изъявлять свою волю". В первой половине этой статьи указано основание второй половины.
Наконец, сведения относительно основания норм закона сообщаются в объяснительной записке или мотивах к нему, журналах заседаний законодательных учреждений и тому подобных внешних источниках, содержащих в себе материалы по истории возникновения закона.
Б. Второй пункт различия между основанием и логическим (а отчасти и систематическим) элементом состоит в том, что последний заключается в самом содержании норм, вследствие чего пользование им при толковании безусловно обязательно, а основание лежит вне норм и потому должно быть принимаемо в расчет лишь при том условии, если непосредственно связано с их содержанием.
Дело в том, что под юридической нормой в собственном смысле слова следует разуметь не всякую мысль, не всякую фразу законодателя, а только такое его веление, которое заключает в себе правило поведения, обращенное к гражданам или органам власти. Поэтому нормами являются только те части каждого законодательного акта, которыми устанавливаются правила поведения, т.е. как обыкновенно выражаются, только диапозитивные части (verba dispositiva, decisiva); что же касается всякого рода мотивировок, предварительных пояснений и соображений, то они не имеют значения норм и составляют необязательные, энунциативные части закона (verba tnunciativa). С другой стороны, законодательная техника требует, чтобы текст закона состоял из одних норм и не заключал, в себе никаких мотивировок и рассуждений, не имеющих обязательного значения для граждан. Современные законы таким образом и составляются, так что энунциативных частей в них вовсе нет. Если же в каком-либо законе случайно приведено его основание, то нельзя быть уверенным, что оно является единственным, и что закон не имеет еще и других, быть может, даже более важных оснований. Возьмем для примера ст. 150 Уст. о пред. и прес. прест., устанавливающую ограничение дееспособности расточителей. В ней сказано: "В предупреждение и пресечение роскоши безмерной и расточительной, в обуздание излишества, беспутства и мотовства могут быть учреждаемы опеки над имениями расточителей" Но очевидно, что это - не единственное и не главное основание, и что, предписывая учреждать над имуществом расточителей опеку, законодатель преследовал не столько предупреждение роскоши и беспутства, сколько другую, более важную цель: сохранение имущества расточителя для его семьи и наследников.
Из сказанного следует, что если даже основание нормы указано в самом тексте закона, то и в таком случае не может быть речи об обязательном принятии этого основания к руководству без предварительной проверки.
Еще менее обязательными представляются, конечно, сведения об основании норм, сообщаемые законодателем или фактическими составителями их в каких-либо внешних источниках (объяснительных записках, мотивах и т. д.), ибо, во-первых, эти источники сами по себе не имеют юридической силы, а, во-вторых, заключающаяся в них сведения тоже могут быть односторонними и неполными.
Изложенное с достаточной ясностью обнаруживает, что как бы достоверны ни были сведения относительно основания закона, будь они даже сообщены в самом тексте его, тем не менее, они не обладают обязательностью. Вследствие этого их можно и должно принимать к руководству не иначе, как после предварительной поверки. Делать вполне достоверные заключения от основания нормы к ее смыслу можно лишь постольку, поскольку основание отразилось на смысле, т. е. поскольку между ними действительно имеется непосредственная связь. Иначе говоря, прежде чем толковать норму с помощью ее основания, необходимо сперва убедиться, во-первых, что норма действительно опирается на это основание и, во-вторых, что оно является ближайшим ее основанием.
Проследим и разъясним каждое из этих двух положений в применении к отдельным видам основания норм.
1. Первое условие - наличность действительной связи между основанием и нормой - по отношению к юридическому основание, т.е. к проведенному в ней принципу, означает, что норма должна быть логическим следствием данного принципа. Если норма действительно логически вытекает из указанного законодателем принципа, то она должна быть толкуема в соответствии с ним.
Возьмем для примера 574 ст., 1 ч., Х т.
Она состоит из двух частей, из которых вторая представляет из себя норму, а первая указывает юридическое основание. Буквальный смысл второй части ("всякий ущерб в имуществе и причиненные кому-либо вред или убытки, с одной стороны, налагают обязанность доставлять, а с другой - производят право требовать вознаграждение") настолько широк, что обнимает все без исключения случаи причинения убытков одним лицом другому, в том числе и такие, когда, причинивший убытки действовал в пределах своего права и не нарушал прав потерпевшего. Но если принять в расчет первую часть 574 ст., где выставлено юридическое основание второй, диспозитивной части, то окажется, что действительный, истинный смысл ее более узок. В самом деле, законодатель, постановляя, что всякий вред или убытки подлежат возмездию, выводит это правило из общего положения: никто не может быть лишен без суда (т.е. самовольно) прав, ему принадлежащих. Так как правило 574 ст. действительно основано на этом положении, то смысл его таков: подлежат возмещению не всякие убытки, а только такие, которые причиняются самовольным нарушением чужих прав.
Переходим к теологическому элементу. Если норма относится к своему юридическому основанию, как заключение к большой посылке силлогизма, то ее отношение к цели иное: она является средством для достижения этой цели. Но цель может пролить свет на средство лишь при том условии, если это средство действительно ведет к ее достижению. Поэтому указание законодателем цели какой-либо нормы, хотя даже оно было сделано в самом законе, принимается в расчет постольку, поскольку норма может служить средством к достижению этой цели.
Полное же несоответствие между нормой и ее целью разрешается в пользу первой на том основании, что диспозитивная часть закона важнее энунциативной. Примером может служить 2114 ст., 1 ч., Х т., согласно которой, "если... расписка или акт поклажи составлен вместо заемного обязательства для избежания платежа гербового сбора и установленных пошлин, то удовлетворение по такой расписке или акту производится после удовлетворения всех других могущих открыться на принимателей долгов по заемным письмам, векселям или иным законным долговым документам". В подчеркнутых словах законодатель указывает цель этой нормы: ограждение интересов казны. Но нетрудно заметить, что приведенная норма является весьма несоответствующим средством для достижения такой цели ввиду того, что невыгодные последствия, которыми она угрожает лицам, совершающим заем под видом поклажи, наступают далеко не всегда, а только в тех случаях, когда у должника окажутся другие долги. Если бы законодатель действительно стремится в 2114 ст. к ограждению казенного интереса, то он должен был бы просто повторить постановление 590 ст. Уложения о наказаниях: "Взыскание штрафа в десять раз против установленного размера сбора подвергаются лица, выдавшие и принявшие сохранную расписку вместо заемного письма..." Обнаружив, таким образом, несоответствие между нормой, заключающейся в 2114 ст., и указанной законодателем целью этой нормы, мы должны отдать преимущество норме и не имеем права толковать 2114 ст., сообразно с мнимой целью, так: последствия, определенные в этой статье, наступают только тогда, когда доказано, что сохранная расписка составлена вместо заемного обязательства специально для избежания платежа гербового сбора, а не с какой-либо другой целью. Напротив, игнорируя мнимое основание 2114 ст., нужно признать, что всякая сохранная расписка, раз она прикрывает заемное обязательство, должна обсуждаться, как не явленное заемное письмо. Такая формулировка сразу показывает нам, что истинным основанием 2114 ст. является не фискальная цель, а общий юридический принцип, по которому при симуляции действительна не та сделка, которая заключена для виду, а та, которая под нею скрыта (рlus valere quod аgitur, quam quod simulate соncipitur).
То же и по тем же соображениям имеет силу по отношению к психологическому и историческому основаниям: они представляют значение для толкования лишь постольку, поскольку действительно находятся в связи с толкуемой нормой. Так, напр., под статьями действующего Свода законов часто указываются в качестве источников такие законы и указы, которые никакого отношения к содержанию этих статей не имеют, а следовательно, и к уяснению их смысла служить не могут.
2. Но, кроме наличности действительной связи между нормой и ее основанием, необходимо еще, чтобы эта связь была непосредственной, т.е. чтобы данное основание нормы было ближайшим. В этом состоит второе условие, которое дает возможность делать правильные заключения относительно нормы, исходя из ее основания.
Немногие нормы имеют только одно основание; большинство их опирается на несколько, а иной раз на целый ряд оснований. При этом основания нормы могут быть либо одной и той же категории, либо разных категорий. Как в том, так и в другом случае преимущество должно быть отдаваемо ближайшим. Точнее говоря: как однородные, так и разнородные основания принимаются в расчет в той мере, в какой являются ближайшими.
Рассмотрим сперва отношение между однородными основаниями.
Юридическое основание, т.е. принцип, из которого вытекает данная норма, как заключение из большой посылки силлогизма, нередко опирается на другой, высший принцип, который, в свою очередь, может быть следствием еще более общего и т.д. вплоть до какого-либо первоначального и основного положения права. В таких случаях получается целая цепь, целая иерархия последовательно друг друга поддерживающих положений. Так, например, второй пункт 1629 ст., 1 ч., Х т. ("недействителен залог имущества, в пожизненном владении состоящего, если владельцу не предоставлено такого права"), вытекает из вступительного постановления той же статьи ("отдавать в залог можно токмо то имущество, которое принадлежит отдающему по праву собственности"), а это постановление опирается на принцип: "никто не может передать другому такого права, какого сам не имеет", принцип, в свою очередь, являющейся следствием верховного принципа автономии, который лежит в основе гражданского права, и согласно которому каждое частное право находится в полном распоряжении своего обладателя и только его одного.
Практические цели, преследуемые юридическими нормами, тоже могут быть разного порядка: которые непосредственно имеются в виду нормами, являются ближайшими или специальными, а остальные более или менее отдаленными. Так, например, общая и отдаленная цель всех гражданских законов, в том числе и относящихся к залогу, справедливое и целесообразное регулирование отношений между гражданами в их частной жизни; специальная цель залогового права - доставление кредиторам реального обеспечения долга; специальная цель статьи 1630, Х т., 1 ч. ("заложенные в государственных кредитных установлениях недвижимые имущества могут быть отдаваемы в залог частным учреждениям и лицам") состоит в расширении сферы кредитных сделок.
Психологические и исторические основания точно так же могут стоять к опирающейся на них норме в различных степенях близости. Особенно рельефно проявляется это обстоятельство на историческом элементе. Например, отдаленнейший корень действующих статей Уложения о краже и убийстве лежит в десяти заповедях ("не убей", "не укради"), а ближайшими источниками их служат непосредственно предшествовавшие им узаконения, иностранные кодексы и наука нрава.
Фойницкий. Курс уголовного права. Часть особенная, 1890, 194: "В русском праве уже в XIV в. из простой кражи выделяется рецидив, затем татьба церковная и головная; Судебники и Соборное уложение знают только эти основания для квалификации татьбы. Воинские артикулы перенесли к нам из немецкого права различение ответственности за кражи по цене украденного; этот признак принят Указом 1781 г. и Уставом благочиния и перешел в Свод законов. В последнем из кражи исключены кражи церковные под именем святотатства, обнявшего также разрытие могил и ограбление мертвых; еще раньше из понятия кражи выделилась кража головная, так что Свод законов называет только два основания, по которым определялась наказуемость кражи: цена покраденного и рецидив; но к ним должно быть прибавлено третье - общественное или сословное положение виновного, получившее значение ввиду Законов Екатерины II об освобождении лиц привилегированных состояний от телесных наказаний. Составители Уложения о наказаниях, сохранили все эти основания и прибавили к ним множество других из иностранных законодательств, преимущественно германских.
До сих пор речь шла о стечении однородных оснований у одной и той же нормы. Но многие нормы опираются на несколько разнородных оснований: вытекая из какого-либо юридического принципа, преследуют в то же время определенную практическую цель, имеют историческое основание, обусловливаются религиозными или этическими мотивами и т.д.
Несомненно, прежде всего, что из нескольких разнородных оснований нормы преимущество должно быть отдаваемо тому, которое само собой очевидно или явствует из внутренних источников (из текста законов или иных норм) пред теми основаниями, которые могут быть обнаружены из внешних источников.
Далее, при стечении равносильных оснований одной и той же норме, необходимо обращать внимание на характер и содержание ее.
Дело в том, что нормы любого права распадаются достаточно явственно на две категории.
Существуют, во-первых, нормы, которые опираются непосредственно на юридическое основание, представляя собой развитие общих юридических принципов, проводимых данным законодательством. Такие нормы принято называть общим, или нормальным, правом (jus cjmmune, jrdinarium, vulgatum). Сущность их заключается не в том, что они имеют одно только юридическое основание, а в том, что это основание стоит на первом плане, обусловливая собою как само существование, так и главное содержание норм. Помимо юридического основания, у нормы общего права могут быть и обыкновенно бывают еще и другие основания. Но они являются либо более отдаленными, либо побочными, определяющими детали нормы. В ближайшей же и непосредственной причинной связи с нормой находится юридический принцип: он служит и целью, ради достижения которой создана норма, и мотивом, побудившим законодателя создать ее, и, наконец, источником, из которого почерпнуто ее содержание.
Согласно существу нормального права, ближайшим средством при его толковании должны служить те юридические принципы, на которых оно основано. Только в случае недостаточности этого средства открывается возможность и необходимость обращаться за помощью к другим элементам, конечно, в той мере, в какой они стоят в непосредственной связи с толкуемой нормой.
Пример. По 1679 ст. Х т. 1 ч. в запродажной записи может быть означено "количество неустойки, если договаривающиеся стороны найдут полезным оным договор обеспечить". Что нужно понимать под выражением "найдут полезным"? Необходимо ли, чтобы стороны заявили в договоре, что считают для себя полезным условиться о неустойки, и указали, в каком отношении и почему это полезно? Приводя в связь ст. 1679 с принципом свободы договоров, из которого она вытекает, и который проводится в гражданских законах (ст.569, 1528 и др.), мы должны прийти к заключению, что слова "найдут полезным" равнозначны слову "пожелают".
Общему, нормальному праву противополагается так называемое особенное, исключительное, аномальное (jus singulare, extrejrdinarium, constitutum), носящее также название привилегии в обширном смысле слова и обнимающее те нормы, которые заключают в себе уклонение от общих юридических принципов законодательства по каким-либо практическим соображениям. Оно может охватывать обширные круги лиц и правоотношений и даже устанавливать в сфере своего действия положения более или менее общего характера, из которых, в свою очередь, могут быть установлены изъятия. Однако особенное право и его принципы не опираются на принципы общего права, а являются отступлениями от них, обусловленными теологическими основаниями. Вследствие этого для толкования норм особенного права могут служить средством не общие юридические принципы, а другие элементы, находящиеся с этими нормами в причинной связи. Так, например, наше законодательство, признавая принцип полной свободы договоров, вместе с тем объявляет недействительными сделки малолетних лиц (ст.218 ч.1 Х т.) и устанавливает, таким образом, изъятие, "особенное право" для обширной группы лиц. Это изъян, несомненно, имеет целью оградить интересы лиц с незрелой волей. Следовательно, толкуя 218 ст. 1 ч. Х т., мы должны привести ее в связь не с общим принципом свободы договоров, на который она не опирается, а с практической целью, ради которой она создана.
Во-вторых, с формальной стороны следует различать нормы инкорпорированного и кодифицированного права. Как известно, сущность этих приемов объединения законодательства состоит в том, что при инкорпорации сводится и систематизируется существующее право без всяких изменений в содержании. Напротив, при кодификации отменяется все существующее право и создается новое, более или менее отличное от прежнего. Конечно, многое из прежнего права переходит в новое, но, подвергнувшись предварительно критической проверке: если существующие нормы включаются в кодекс, то не потому, что являются действующими (как бывает при инкорпорации), а потому, что признаны заслуживающими сохранения. Другими словами, при кодификации происходит переоценка норм с точки зрения их внутренних оснований: юридических принципов, практических целей, этических, религиозных и всяких иных мотивов.
Отсюда само собой вытекает заключение, что ближайшим основанием у норм инкорпорированного права является историческое, а у норм, входящих в состав кодексов, на первый план выступают прочие основания. Согласно с этим, если какая-либо действующая норма целиком перенесена в свод, то она должна быть понимаема в том самом смысле, какой имела раньше; если же она включена в кодекс, то ее следует толковать заново в связи с общими принципами кодекса, быть может, совершенно отличными от принципов прежнего права, и принимать в соображение основания, по которым она удержана в новом кодексе.
Это различие в приемах толкования инкорпорированного и кодифицированного права представляет важное практическое значение в применении к источникам нашего законодательства, которые распадаются на две группы. Одни имеют характер настоящих кодексов, другие - характер инкорпорации. К первой группе принадлежат, например, Судебные уставы 1864 г., Новое уложение о наказаниях и Вексельный устав. Все это самостоятельные кодексы, отменившие и заменившие предшествовавшее им право. Напротив, гражданские законы, содержащееся в первой части Х т. Свода законов, в значительной степени запечатлены характером инкорпорации. В самом деле, целью составления Свода законов 1832 г. была инкорпорация действующего права. В Манифесте 31 января 1833 г., сопровождавшем издание Свода, прямо сказано, что Свод законов ничего не изменяет в действии их, но приводит их только в единство, так что хотя с внешней, формальной стороны Свод 1832 г. имел значение нового закона и должен был служить исключительным основанием при разрешении дел, но по содержанию он просто воспроизводил старое право. Характер инкорпорации имели и последующие издания Свода (1842 и 1857 гг.). Вследствие этого историческое толкование является важным подспорьем при толковании постановлений I части Х т. как для подтверждения результатов толкования при помощи внутренних данных, так и в качестве самостоятельного средства толкования, в случае невозможности выяснить смысл норм при помощи внутренних данных.
Пример из сенатской практики. "По буквальному смыслу приведенного закона (ст.756, т. Х, ч.1, изд. 1842 г.) наряду с обрядом отказа, как одной из форм укрепления имений по приобретательным актам, было установлено еще особое правило о невозможности предъявления споров об этих актах по истечении установленного этим законом двухгодичного срока. Вывод этот подтверждается и приведенными под ст. 756 ссылками на законы, служившие ей основанием... Ст. 756 и 1276, т. Х, изд. 1842 имеют один и тот же источник - правило учреждения о губерниях, распространенное Указом 1786 г. и на случаи перехода имений по всяким вообще актам, а из этого следует, что выражение "бесспорно", употребленное в 756 ст., не может иметь другого значения, кроме того, какое имело помещенное в Учр. о губ. и оттуда перешедшее в 1276 ст. определительное выражение "впредь всякий спор об оной да уничтожится" (гражд. 81 N 49).
Об историческом толковании местных законов Бессарабии см. решения гражд. деп. 1909, N 35, 1910, N 65 и 74.
Этот прием может быть употребляем при толковании норм кодифицированного права только в тех редких случаях, когда известно, что данная норма просто перенесена в кодексе из прежнего права. Но при этом все-таки необходимо убедиться, не получила ли она иного смысла, войдя в логическую связь с другими действующими нормами.
Пример. По действующему уставу, при покупке имения с публичного торга залогодержателем "закладные принимаются в уплату следующею по оным капитальною суммой и процентами" (ст.1168 Устава гражданского). На практике возник вопрос, относится ли эта статья к закладным, уже предъявленным к взысканию, или же и к не предъявленным. В объяснениях к 1168 статье в издании Государственной канцелярии сказано, что она "основана на 2139 ст. Х т. ч.2 Закона гражданского судопроизводства". А так как указанная 2139 ст. предписывала принимать в уплату просроченные закладные, не требуя, чтобы по ним было присуждено взыскание, то Сенат заключил, что и Правило 1168 ст. нужно понимать в таком же смысле (реш. гражд. 1908, N 34). Но при этом Сенат упустил из виду, что по дореформенным процессуальным законам взыскание по закладным производилось в особом т. н. бесспорном порядке, без постановления судебного решения (ст.11, 30 и сл. Х т. 2 ч. Свода законов). Между тем Судебные уставы 1864 г. отменили этот бесспорный порядок и подчинили все взыскания общему исковому порядку. Вследствие этого правило 2139 ст., действовавшее при другой системе производства, не может служить к уяснению смысла 1168 ст. Устава гражданского судопроизводства, построенного на иных принципах.*(15)
До сих пор шла речь о ближайшем основании норм. Но и отдаленные основания их имеют значение для толкования, так как каждая норма должна быть понимаема в таком смысле, какой не противоречит основаниям, вызвавшим ее издание.
Возьмем для примера 284 ст. 1 ч. Х т. ("за труды свои опекуны получают из доходов малолетнего все вместе пять процентов ежегодно"). Законодатель не определяет, какой именно доход имел он в виду: чистый или валовой. На это обстоятельство не проливают света ни логическая связь 284 ст. с другими статьями, ни систематическое ее положение, ни ее ближайшее основание, именно указанная самим законодателем цель: вознаградить опекунов за труды. Но если принять в соображение общее, отдаленное основание всех постановлений об опеке - ограждение интересов малолетнего, то нужно прийти к заключению, что 284 ст. может соответствовать этому основанию лишь в том случай, если слово "доход" понимать в смысле чистого дохода, ибо только тогда будет у опекунов побуждение заботиться об увеличении доходов и уменьшении расходов малолетнего (80 N 45).
Из всего сказанного о сравнительном значении различных средств реального толкования вытекают следующие правила пользования ими.
1. Внутренний смысл норм должен быть выясняем посредством исследования их логического отношения друг к другу, положения в системе права, данного им законодателем, и очевидного или обнаруживающегося из внутренних источников основания.
2. В случае столкновения между указанными средствами толкования предпочтение должно быть отдаваемо логическому элементу перед прочими, а основанию - перед систематическим элементом.
3. При столкновении нескольких однородных оснований преимущество следует отдавать ближайшему.
4. При столкновении нескольких разнородных оснований преимущество должно быть отдаваемо по отношению к нормам так называемого общего права - юридическому основанию, а по отношению к нормам особенного права - тому основанию, которое побудило законодателя отступить от начал общего права.
5. При невозможности выяснить смысл нормы с помощью указанных средств, нужно обратиться к внешним источникам и придать ей тот смысл, какой имел в виду сам законодатель.
6. Если законодатель не высказался относительно смысла нормы, то ее следует истолковать согласно ее ближайшему основанию, обнаруживающемуся из внешних источников. По отношению к нормам инкорпорированного права ближайшим основанием является историческое, вследствие чего им должен быть придаваем такой смысл, какой они имели до инкорпорации.
|
