Скачать 4.99 Mb.
|
Отчеты начальника экспедиции ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ РЫБНЫХ И ЗВЕРИНЫХ ПРОМЫСЛОВ НА БЕЛОМ И ЛЕДОВИТОМ МОРЯХa _____________________________ ОТЧЕТ ПЕРВЫЙ I. ОБЩИЙ ОБЗОР общее разделение предмета исследований экспедиции На Высочайше учрежденную экспедицию для исследования рыбных и звериных промыслов в Белом и Ледовитом морях возложено удовлетворительное разъяснение следующих трех задач или точек зрения на наши северные морские промыслы:
Относительно Печорского края, который не будет уже более посещен экспедицией и где, вследствие однообразия, как местных физических условий, так и хозяйственного устройства рыболовства, это последнее производится по одному и тому же плану двумя волостями: Пустозерской и Усть-Цилемской, экспедиция может представить полный ответ во всех трех отношениях. Но от нее, конечно, нельзя ожидать того же относительно Белого моря, где рыболовство до крайности рассеянно и где местные условия, способы и времена лова, условия сбыта и самые породы ловимых рыб очень разнообразны. К тому же, экспедиция посетила только одну половину его, именно: лежащую к Ю.Ю.3. от линии, проведенной между деревней Кузоменью, при впадении реки Варзухи в море, у северного угла входа в Кандалакский залив, и деревней Зимней Золотицей, находящейся почти на середине расстояния между Архангельском и мысом Вороновым, т.е. южным углом входа в Мезенский залив. Хотя эта часть моря, меньшая по пространству, есть самая богатая по производимому в ней рыболовству, однако, на первый раз она была осмотрена лишь поверхностно и не все пункты ее, важные в отношении рыбной промышленности, были посещены. Первая поездка экспедиции по Белому морю была сделана преимущественно с целью общего обзора местности и ознакомления с главными чертами производимого в ней рыболовства. Тем не менее, экспедиция считает себя в состоянии дать, в главных чертах, категорические ответы на три предложенные ей задачи. 1. СТЕПЕНЬ РЫБНОГО БОГАТСТВА НАШИХ СЕВЕРНЫХ ВОД Прежде всего, я должен предостеречь от преувеличенных понятий о рыбном богатстве Белого моря и Печоры. Сравнивать их с Каспийским морем и впадающими в него реками решительно невозможно. Чтобы яснее выразить мое воззрение на этот предмет, составившееся на основании наглядного изучения как нашего северного, так и южного рыболовств, я скажу, что в один апрельский день, при густом ходе красной рыбы в Куру, на одном Божьем Промысле налавливается более севрюг, осетров и шипов, чем семги на Печоре в течение всей осени. Я нимало не сомневаюсь, что на Волге, ниже Астрахани, по всем ватагам, станам и тоням, во время весеннего хода рыбы, вытянут в сутки частиковой рыбы по меньшей мере столько же, сколько добывают в течение целого года так называемой белой рыбы на всей Печоре. Говоря это, я основываюсь не только на виденном мной в нынешнем году, который был очень неуловист, но и на рассказах самих жителей о золотых прошедших временах, богатство которых народ так склонен преувеличивать. Чтобы положения мои не показались голословными, подтвержу их примерами. При нас у хутора, принадлежащего зырянину Якову Кондратьевичу Чупрову*, выселившемуся из Ижмы и поселившемуся на Печоре в 80 верстах ниже Усть-Цильмы, при впадении в нее реки Чукчи, утром 17-го августа был выметан мелкоячейный 100-саженный невод и им, как говорится, только процедили воду, т.е. не поймали буквально ни одной рыбы. Вечером того же дня поймали тем же неводом десятка полтора зельдей* и одну щуку. Рыбаки, тут же бывшие, закинули крупноячейный невод в 120 сажень длиной и поймали только трех небольших сижков. На другой день, не доезжая 10 верст до деревни Лемешек, рыбаки вытянули при нас большим неводом только двух сижков. 19-го августа, 5 верст ниже Лемешек, опять-таки 120 саженным неводом, поймали одного омуля и крошечного сижка. Подъезжая уже к Пустозерской волости, на одном рыбачьем стану, я попробовал купить тоню, и когда неводом в 160 или 180 сажень вытащено было 30 фунтов сигов и омулей, то все были удивлены таким счастливым ловом. Действительно, и до этого, и после этого невод был закидываем несколько раз на моих глазах, но ни разу не удавалось рыбакам поймать и половины этого количества. Конечно, все рыбаки жаловались на необыкновенно неудачный лов в нынешнем году; в прежние года, говорили они, попадало в каждую тоню не менее полусотни, и даже по сотне омулей и сигов, т.е. до 4 и 5 пудов. Но самое понятие, что такой лов обилен, показывает ясно, что Печора не может считаться очень рыбной рекой. Во время экспедиции для исследования каспийского рыболовства, под начальством академика Бэра, нам как-то случилось на одной тоне, невдалеке от Астрахани, присутствовать при вытягивании невода. Количество пойманной рыбы всех нас изумило: рыбаки, выбрав рыбу из невода, объявили, что было поймано около 7,000 судаков и столько же лещей (прочую рыбу меньшей ценности: чехонь, воблу, тарань, бешенку выбрасывали вон). «Что же вы жалуетесь на неулов?» сказали мы им. – «Если бы все такие были уловы, батюшка», возразили рыбаки, «то нашему хозяину не на что было бы и кафтана себе сшить». После этого уже не может быть и речи о сравнении Печоры с Волгой, если даже и примем в должное внимание, что невода на Волге в трое или в четверо длиннее и на столько же шире печорских, и что тамошние рыбаки несколько поискуснее печорских в своем деле. Вообще количество рыбы как на Печоре, так и на Белом море таково, что, доставляя в достаточном количестве непосредственную пищу для прибрежных жителей, дает им вместе с тем возможность к безбедному существованию посредством сбыта остающегося затем излишка; но здешнее рыболовство не может составить предмета сосредоточенной, обширной промышленности. Единственное исключение составляет лов сельдей в Сороцкой-губе, в течение последней половины ноября и в декабре. В настоящем отчете я еще не могу представить подробностей об этом лове; по показанию же местных жителей, в прошлом 1858 году было продано покупщикам из Вологодской и Олонецкой губерний сельдей на сумму не менее 150,000 руб. Впрочем, 1858-й год был год необыкновенно хороший как по обилию лова, так и по сравнительным ценам на сельдей. Если оценить примерно 1,000 рыб (2 пуда) в 1 руб. сер., то улов 1858 года составлял 150,000,000 штук сельдей, или 300,000 пудов. Так как на Волге бешенка тянет кругом по фунту и в 1857 году было ее поймано в нижней Волге не менее 125,000,000 штук, то улов сороцких сельдей, по весу, не составляет и 10-й доли улова каспийской бешенки. Общую массу беломорского улова, поступающего в торговлю, нельзя положить свыше 600,000 пуд., т.е. вдвое против улова сороцких сельдей (именно: 200,000 пуд на остальных сельдей и 100,000 на семгу, навагу и прочую рыбу как Белого моря, так и и Печоры). Общий вес каспийского улова нельзя оценить менее, как в 2½ раза против веса улова бешенки, или 7,500,000 пудов (примерно) рыбы в свежем виде; при этом мы тоже не вводим в расчет рыбы, потребляемой на месте. Следственно улов Белого моря и Печоры составляет не более 1/12 или 1/13 улова каспийского. Академиком Бэром было выставлено, как результат долговременных его исследований над рыболовством и физиологическими условиями питания и размножения рыб, то вполне рациональное начало, что количество рыбного запаса в данном водоеме определяется количеством заключающихся в нем питательных веществ, если только рыбам не противополагаются преграды, препятствующие ходу их в места, удобные для выметывания икры. Хотя принцип этот со всей строгостью применяется только к замкнутым водоемам, каковы пресноводные озера или, например, Каспийское море, однако же нельзя не признать, что им же обусловливается, если не совершенно исключительно, то по крайней мере преимущественно, количество рыбного запаса и в таких водоемах, которые, подобно Белому морю, находятся в непосредственном соединении с открытым океаном. Теория миграций, допускающая, что рыбы, по какому-то непобедимому инстинкту, периодически совершают, подобно птицам, огромные путешествия, ныне оставлена всеми авторитетами ихтиологии. Так относительно сельдей, на которых собственно и основывалась эта теория, восстали против нее еще в прошедшем столетии Андерсон и Блох, а в новейшее время вполне опровергли ее Нильсон, Сундеваль и Валансиен. Относительно семги опытом доказано, что она возвращается метать икру в те реки, где вывелась. Здесь незачем повторять доказательств, приводимых вышепоименованными авторами; но в своем месте, именно когда буду говорить о породах рыб Белого моря, важных в экономическом отношении, я представлю факты из естественной истории рыб, несовместные с теорией миграций. Пока же мы можем принять за доказанное, что породы рыб, даже появляющиеся периодически, всегда живут вблизи тех мест, где их ловят, в больших или меньших массах, во время появления для метания икры или для других каких - либо целей, и скрываются остальное время в соседственных глубинах. Но, хотя рыбы и не имеют того бродячего или кочующего характера, какой прежде приписывали им вообще и в особенности некоторым их породам, однако же, нельзя утверждать, чтобы разные неблагоприятные обстоятельства, как, например: недостаток питательных веществ, порча воды, сильный и продолжительный шум* и т. п., не могли заставить их удалиться с мест обыкновенного пребывания в другие. И наоборот, подобные же случайные причины в других частях моря могут заставить рыбу переселиться в такую местность, где ее прежде не было. В окончательном же результате, рыбное население всякого водоема, даже если он находится в сообщении с океаном, соответствует количеству имеющихся в водоеме питательных веществ, если только нет каких - либо вредных, противодействующих влияний и, в особенности, если рыбе не противопоставляется препятствий к достижению удобных мест для метания икры, ибо в этом последнем случае никак нельзя ожидать, чтобы проистекающая от таких препятствий убыль постоянно и правильно вознаграждалась притоками рыбы из других частей моря. Если от этих общих рассуждений мы перейдем в частности к Белому морю и к Печоре с соседственной ей частью океана, то уже из незначительности и рассеянности прибрежного населения можно заключить, что причина малорыбья не заключается в излишнем вылове рыбы, ни в преграждении ей свободного пути к местам, удобным для метания икры. В самом деле, есть ли какая - нибудь возможность допустить, чтобы 3,000 душ обоего пола (это население Пустозерской и Усть - Цилемской волостей), занимающихся рыболовством на пространстве 200 или 300 верст по берегу моря и на протяжении 400 верст вдоль по такой огромной реке, как Печора (разделяющейся к тому же почти от самой Усть - Цильмы на рукава), могли воспрепятствовать размножению рыбы? То же можно сказать и о Беломорском прибрежье. Невозможность эта сделается еще очевиднее, если мы примем во внимание, что орудия этого лова большей частью малых размеров и не препятствуют проходу рыбы. Здесь нет ни рядов крючьев, лежащих, как на Волге, перед устьями рек и в самых реках, нет гигантских неводов, которыми можно перегораживать реки. (Самые большие невода на Печоре не превосходят 200 сажень и, следовательно, захватывают обыкновенно менее четверти всей ширины реки). Если здесь и есть некоторые способы лова, которые несообразны с здравыми началами рыбного хозяйства (преимущественно при лове семги, как увидим ниже) и которые непременно должны быть выведены из употребления, то их должно считать не общим правилом, а сравнительно редким исключением. Итак, для объяснения относительной малости запаса рыбы в Белом море и в Печоре* остается принять одно: скудость в питательных веществах, вносимых в наши северные моря впадающими в них реками. Если мы припомним выведенное нами выше отношение улова беломорского и печорского к улову каспийскому, если далее примем в соображение, что в обеих сравниваемых местностях количество годичного улова равняется количеству подроста рыбы**, что ежегодный подрост пропорционален ежегодному притоку питательных веществ и, наконец, что самый этот приток находится, между прочим, в прямой зависимости от пространства земли, орошаемой реками, впадающими в какое - нибудь море, то придем к тому заключению, что количество питательных веществ, приносимых реками в Белое море и в часть океана, лежащую к востоку от него до Уральского хребта***, должно быть в 12 или 13 раз меньше количества, вносимого в Каспийское море. Бассейн Каспийского моря (35,000 миль) почти вдвое больше бассейна Белого моря и рассматриваемой нами части океана (около 19,000 миль: 12,000 Архангельской губернии без островов и 7,000 Вологодской губернии, части же Пермской и Олонецкой, также принадлежащие сюда, не введены в расчет взамен части бывшего Кольского уезда, принадлежащей в гидрографическом отношении к не входящей в наши соображения части Северного океана, лежащей к западу от Святого Носа); следственно, при одинаковом пространстве, земли, принадлежащие к бассейну морей, омывающих наши северные берега, доставляют ему в 6 или 7 раз менее органических веществ, служащих к удобрению моря, чем земли, входящие в состав бассейна Каспийского моря. Против этого вывода можно сделать несколько возражений, отчасти пожалуй, и справедливых, но которые, однако же, не могут чувствительно изменить его в целом. Например, можно сказать, что не все количество питательных веществ, заключающееся в море, в реках и вообще в водах, приносится в них с земли, но что многое образуется растительными организмами непосредственно в самой воде из составных ее частей и из атмосферы. Но, так как это образование происходит в обоих случаях, то оно нисколько не изменяет выведенной выше пропорции. Если даже и примем, что на юге, вследствие местных и климатических причин, этим путем образуется гораздо более питательных веществ, чем на севере, то и это предположение весьма немного изменит наш вывод, потому что пространство, занимаемое теми частями речных и морских заливов и ильменей, где такое образование растительных веществ может происходить, ничтожно в сравнении с пространством твердой земли, принадлежащей к системе обоих сравниваемых морей, ибо никто не станет утверждать, что такое образование растительных веществ происходит среди открытого моря или в самом стремени рек. Другое возражение может состоять в следующем: рыбы - не единственные жители моря; поэтому, весьма возможно, что количество их в наших северных морях от того так мало, сравнительно с количеством живущих в Каспийском море, что во первых, из общей массы питательных веществ, сравнительно больше уделяется животным из других классов и несъедомым рыбам. Причина эта принадлежит, без сомнения, к числу тех, которые объясняют необыкновенное изобилие рыб в Каспийском море, сравнительно даже с самыми уловистыми местностями океана. Таково, например, Норвежское прибрежье, где низшие, твердо покрытые животные, не могущие идти в пищу большей части рыбы, очень изобильны, но не могут иметь применения к Белому морю. Но, часто употребляя драгу, я имел случай убедиться, что хотя низшие животные Белого моря и несравненно разнообразнее низших животных Каспийского, однако, в количественном отношении эти последние нисколько не уступают первым. Что же касается до несъедобных рыб, то достаточно несколько раз взглянуть на вытягиваемые из моря невода или другие сети, чтобы убедиться, что количество этого рода рыб, сравнительно с количествами, считаемых годными к употреблению в пищу, весьма мало. Само собой разумеется, что я далек от мысли считать выведенное мной отношение между количествами питательных веществ, доставляемых равными пространствами земли на севере и в бассейне Каспийского моря, за совершенно точное; напротив, оно в моих глазах только приблизительное и, притом, грубо приблизительное. Если бы, например, точнейшее вычисление показало, что это отношение составляет не 1 : 6 или 1 : 7, а 1 : 5 и даже 1 : 4, то это было бы почти все равно для моей цели, состоящей единственно в том, чтобы показать, возможно нагляднее, превосходство Каспийского моря перед Белым. Такое превосходство кажется на первый взгляд едва вероятным, ибо, между тем, как в бассейне Каспийского моря значительная часть, как органических продуктов, так и органических остатков выделяется человеком из общего, естественного круговорота материи в свою непосредственную пользу (ограждением их от сноса в море потоками дождя, тающего снега и разливами рек), зарывается глубоко в землю и частью даже вывозится из страны, - в бассейне Белого моря и Северного океана - естественный порядок вещей господствует почти в полной силе и органические остатки необозримых лесов и болот, не задерживаемые деятельностью человека, должны, по - видимому, в окончательном результате, сделаться добычей рек и морей. В одном гидрографическом описании наших северных губерний, которое мне случилось читать, выражено было удивление, почему наши северные реки по большей части мелководны, между тем, как все они вытекают из обширных болот и по ним же протекают, так что масса вод, их питающая, по - видимому, очень значительна. Но здесь выпущено из виду то обстоятельство, что болота потому именно и болота, что масса воды, в них заключающаяся, не может питать рек, а остается стоячей, не имея достаточного стока. Это же самое обстоятельство, т.е. слабость стока, объясняет нам, почему и органические вещества, как растворенные в воде болот, так и плавающие в ней, по большей части не могут достигать рек, а, следовательно, и моря. Чтобы убедиться в этом, стоит лишь проехать по любой не гористой, а ровной и болотистой части Архангельской губернии, - не вдоль рек, а от одной реки к другой, - например, сделать, подобно мне, поездку между Пезой и Мезенью и между Мезенью и Кулоем. Здешние реки текут как бы между двумя валами большей или меньшей высоты и ширины; все пространство за валами есть равнина, на взгляд совершенно горизонтальная, - огромное болото, покрытое тонким, низкорослым и редким лесом, а в иных местах на протяжении многих верст и совершенно безлесное. Хороший лес находится только по возвышенностям, т.е. по валам, сопровождающим реки или по так называемым здесь борам. Воды этих болот стекают посредством немногих павн, т.е. речных русл без берегов, чувствительно отделяющихся от общей сплошной поверхности болота. Понятно, что в такой местности большая часть ниспадающей из атмосферы влаги (в виде дождя и снега) не стекает реками в море, а остается на месте выпадения, обращая эту местность в болото. Итак, первая причина малого количества питательных веществ, доставляемых морю, лежит в топографических условиях местности. Вторая, не менее важная, заключается в климатических условиях, именно в недостатке тепла. В северных болотах большая часть отживших мхов и трав не обращается процессом разложения в растворимые или мелкораздробленные вещества, легко уносимые водой, не разлагается и на составные газы, могущие улетучиться в атмосфере, но, напротив того, изъемлется из общего круговорота органической материи, обращаясь в торф, остающийся на самом месте своего происхождения. Ежегодно покрываясь все новыми и новыми слоями, торф сохраняет заключающееся в нем органическое вещество в нетленном (так сказать) виде на неопределенно долгие, пожалуй, на вечные времена, если какая - нибудь внешняя случайная причина не нарушит этого процесса. На юге тоже есть весьма обширные болота, но в них нет значительных масс торфа: органическое вещество, отживши свое время, не отлагается в запас, а почти все растворяется, улетучивается и, таким образом, сравнительно быстро поступает в общий круговорот органической материи, на пищу новым растениям или животным. Во многих из северных рек вода в больших массах имеет темный, а в малых желтый цвет. Цвет этот едва ли не зависит от так называемых гуминовых (черноземистых) веществ. В этих последних процесс обугливания принял такие размеры, при которых вещества делаются годными для непосредственного питания не животных органпзмов, а лишь одних растительных. Таким образом, значительная доля из той даже части питательных веществ, которая не остается на месте, а поступает в реки, должна претерпеть длинный ряд метаморфоз, прежде чем сделается годной для питания рыб. Это ведет нас к третьей причине, объясняющей нам, почему из общей массы питательных веществ весьма значительная доля пропадет без прямой пользы для рыб. Причина эта - недостаток промежуточных звеньев между растительными веществами и хищными животными, к числу которых принадлежат все рыбы северных морей, озер и рек. Между пресноводными рыбами средней и южной России наибольшее число принадлежит к семейству сазановых (Cyprinoidei), которое или исключительно, или в глпанейше питается растительными веществами и, притом, преимущественно такими, которые находятся в разлагающемся состоянии. На севере членов этого обширного и в высшей степени для человека полезного семейства почти вовсе нет, ибо если и попадаются язи, лещи, елцы, красноперки, то очень редко. Их заменяет в здешних реках род, принадлежащий к семожьему семейству и составляющий, по наружному виду, как бы переход от этого семейства к семейству сазановому. Это - сиги (Coregonus), к которым, кроме обыкновенного сига, попадающегося в Неве и Ладожском озере, принадлежат, между прочим: печорский сиг, омуль, пелядь, чир, нельма, ряпушка, зеледь и саурей. Во время поездки моей от села Кизи вниз по Печоре и в Голодную-губу, я заметил, что вода, как этого обширного озера, так и рукавов Печоры, была подернута толстым слоем зеленого вещества. Сначала я думал, что имею пред собой одну из тех простых водорослей, которые в известные времена года окрашивают зеленым цветом огромные пространства волжских ильменей, но, после внимательного рассмотрения, я отказался от такого предположения. Это было не организированное, а, напротив того, разлагающееся органическое вещество, обязанное своим происхождением травам, растущим по дну слабо текущих или стоячих вод. Вещество это могло бы служить изобильной пищей для сазановидных рыб, но их точно также не было в Голодной-губе, как нет вообще в северных реках и озерах. Последнее невыгодное к размножению рыб условие заключается в том, что здешние реки, даже при устьях своих, не представляют заливов, затонов и вообще мелких затишей, где вода, нагреваясь сильнее обыкновенного, содействует к размножению маленьких ракообразных животных из отдела Entomostracea и личинок насекомых, составляющих главную пищу молодых рыбок. Правда, северные края богаты некоторыми породами насекомых, проводящих первые возрасты своей жизни в воде, например - комарами, изумительно многочисленные рои которых составляют истинное мучение как для людей, так и для домашних животных, но они выводятся преимущественно в болотах и, следовательно, не приносят никакой пользы рыбам. Таковы главнейшие причины, вследствие которых здешние реки бедны рыбой. Если Двина имеет достаточно рыбы для пропитания прибрежных жителей, а с Печоры часть рыбы даже вывозится, то зато Мезень, например, - река по длине своей весьма немаловажная, - не имеет достаточно рыбы даже для продовольствия своих немногочисленных прибрежных жителей, которые, поэтому, принуждены покупать рыбу, привозимую с Печоры, и треску. В Пезе н Цильме, - реках, имеющих по нескольку сот верст длины, почти вовсе нет рыбы, и прибрежные деревеньки запасаются ей в соседних озерах. Г. Шульц то же самое говорит о Ваге, где, впрочем, представляются и другие условия, кроме указанных выше, вредящие размножению рыбы; об них мы скажем в своем месте. Все реки, впадающие в Белое море по Поморскому берегу и в Кандалакский залив, почти безрыбны (исключение составляет семга, временно в них подымающаяся), так что жители добывают всю свежую рыбу из моря. В летнее время, когда мужчины находятся или на Мурманском (Лапландском) берегу, или заняты сенокосом и другими работами, женщины и девушки отправляются каждый вечер на небольших лодках в море, чтобы в течение ночи наловить свежей рыбы, сельдей или трески (в Кандалакском заливе) на следующий день. Озера, рассеянные в большом числе, как по тундре, так и по лесам здешнего края, конечно, гораздо изобильнее рыбой, чем реки. Это легко объясняется тем, что раз попавшие в озера питательные вещества не уносятся далее, а по большей части остаются в них навсегда, так сказать капитализируются. Притом, стоячая вода озер сильнее нагревается, особливо в мелких заливах, в которых тут нет недостатка, и, следовательно, представляет более благоприятных условий для образования личинок насекомых и маленьких ракообразных животных, чем речная. Но, несмотря на это, я убежден, что одно Черхальское морце, лежащее в Киргизской степи верстах в 80 от Уральска и имеющее не более 60 верст в окружности, доставляет столько же рыбы, сколько все озера Архангельской губернии в совокупности. Но те же причины, которые обусловливают большее изобилие рыбы в озерах сравнительно с реками, действуют и в море. Вносимые растительные вещества должны скопляться в нем, если количество их, вылавливаемое человеком и птицами в виде рыбы и других морских животных, меньше того, которое вносится реками - и, без сомнения, они действительно скоплялись в нем в течение веков, подобно тому, как скоплялись соли, которые реки, выщелачивая почву, мало - помалу в него вносили. Выше мы видели, что в Белом море это вылавливаемое человеком количество не велико и что есть основание полагать, что в нем установилось уже равновесие между вносимыми в него питательными веществами и выловом. Но здесь невольно, само собой представляется вопрос: как же объяснить вылов огромного количества трески, в течение многих веков и без заметного уменьшения, у берегов Норвегии и у нашего Лапландского берега? Ведь невозможно же допустить, что реки Норвегии и нашей Лапландии доставляют в море более органических веществ, чем реки беломорского бассейна? Мне кажется, что та же причина, которая делает значительно теплее климат Норвегии, - т.е. ток теплой воды (Гольфстрим), начинающийся из Мексиканского залива, куда вливается множество рек, протекающих по богатым органической жизнью равнинам северной и южной Америки, - обусловливает и богатство, в питательных веществах, частей моря, омывающих берега Норвегии. Частью этих благодеяний, доставляемых Гольфстримом, пользуется и наше Мурманское прибрежье. Предположение наше покажется еще вероятнее, если вспомним, что другая местность, еще более Норвегии знаменитая по огромному количеству ловимой в ней трески, - Ньюфаундлендская отмель тоже лежит на пути Гольфстрима. Треска, всегда толпящаяся густыми стаями, необходимо предполагает, что пища ее находится в скученном, сосредоточенном виде. Этим же, мне кажется, объясняется, почему к востоку от Колгуева, где бедная природа севера предоставлена своим собственным средствам, треска совершенно исчезает. Замечу еще, что появление трески в необыкновенно густых стаях у берегов Норвегии и Ньюфаундлендских островов нельзя объяснять тем, что банки у Лофоденских островов и Ньюфаундленда представляют рыбам в высшей степени удобные места для метания икры (объяснение это на первый раз кажется тем более достаточным, что во время метания икры рыба почти вовсе ничего не ест). Этим объяснением нельзя удовольствоваться потому, что и в остальное время треска не уходит далеко от этих мест, а только погружается на большую глубину, как это, по крайней мере, для Норвегии, вполне доказано положительными опытами, именно тем, что тамошним рыбакам, дабы добыть треску не во время метания ей икры, стоит только поглубже опустить крючья или сети. Против представленных мной здесь соображений не может служить опровержением то, что во многих местах арктических морей, где не ощущается никакого влияния ни Гольфстрима, ни другого какого - либо теплого течения, - животная океаническая жизнь изумляет своим обилием. Так, например, порода крылоногих молюсков, известная под систематическим названием Clio borealis, по описаниям полярных плавателей, покрывает иногда на необозримое пространство поверхность океана и служит главнейшей пищей китов*. Но я уже сказал, что органические вещества, вносимые в море, должны необходимо в нем скопляться, если только органическая жизнь в нем совершается в замкнутом круге, т.е. если из него мало извлекается человеком и неводяными животными, а в полярном океане дело именно так и происходит. Прежде, когда полагали, что неисчислимые легионы сельдей, ежегодно появляющихся у всех западных берегов Европы до устья Луары или до Бискайского залива, выходили из глубины полярных морей и, будучи выловлены человеком и хищными водяными птицами, лишь незначительной долей возвращались в свои ледяные убежища, действительно трудно было понять, почему, наконец, не оскудеет жизнь в этих широтах. Но теперь признано, что сельди постоянно остаются в соседстве тех мест, где они появляются на поверхности воды, и только на время скрываются в глубине. Следовательно, оказывается, что и эта рыба, живущая, подобно треске, огромными стаями, встречается в изумительном количестве только в тех частях, которые лежат в умеренном поясе морей, подверженных влиянию Гольфстрима, именно: у берегов Норвегии, Швеции, Британских островов и северо-западной Франции. И замечательно, что нигде в умеренных полосах нет такого огромного лова рыбы, как лов сельдей и трески в названных мной местах. Соперничать с этими местностями в отношении рыбного богатства могут только тропические моря да наше Каспийское. Остается, правда, на севере лов китов; но, не говоря уже о том, что несколько сот этих животных, как они ни огромны, не могут значительно изменить нашего положения о замкнутости круга органической жизни в полярном океане, примем во внимание и то, что ведь только жир да усы китов извлекаются из моря, вся же остальная туша остается в нем. То же должно сказать и о прочих породах морских зверей: тюленях, моржах и дельфинах, составляющих предмет северных морских промыслов. В заключение этого общего очерка естественных условий, в которых находятся северные воды вообще и в частности Белое море и реки, орошающие Архангельскую губернию, я замечу, что условия эти зависят от причин столь общих, что в главных чертах они измениться не могут, и что, следовательно, воды эти никогда не будут в состоянии постоянно доставлять рыбы много более того, чем сколько доставляют теперь. Никогда они не сравняются с водами, более благоприятствуемыми природой. Но в противность тому, что замечается в большей части других стран, где с успехами культуры уловы обыкновенно уменьшаются, потому что уменьшается удобрение, доставляемое почвой водам, здесь, на севере, от будущих успехов населенности и культуры должно, наоборот, ожидать постоянного, хотя и слабо ощутительного, медленного возрастания количества питательных веществ, вносимых в реки и моря, а, следовательно, и пропорционального увеличения животной жизни, - увеличения, доля которого должна упасть и на рыб, если только рыбное хозяйство будет производиться рационально, т.е. если достаточному количеству различных пород рыб будет дан свободный доступ к местам, удобным для метания икры, и если не будут вылавливаемы в большем количестве рыбы, не достигшие еще того возраста, в котором они становятся способными к размножению своей породы. Такого благоприятного действия можно ожидать потому, что успехи культуры невозможны без осушения болот, а это последнее может быть произведено только тогда, когда дан будет сток стоячей болотной воде, а вместе с ней и растворенным, или плавающим в ней органическим веществам. После этих общих соображений о количестве уловов и запаса рыбы в Белом море и Печоре и после указания причин, почему они, говоря сравнительно, так невелики, нам предстоит обратиться к двум другим точкам воззрения на предмет исследований экспедиции; но так как, по существу своему, они не допускают изложения в общих чертах, то в этой, первой части отчета я коснусь их только слегка. 2. ОРГАНИЗАЦИЯ ЛОВА НА БЕЛОМ МОРЕ И ПЕЧОРЕ Распределение продуктов рыбной промышленности как между жителями деревень приморских и лежащих близ устий рек, так и между этими селениями и теми, которые расположены далее от моря и выше по рекам, говоря вообще, довольно справедливо, потому что здесь, как и везде, где русский человек имел возможность распорядиться организацией своего труда сообразно своим наклонностям и своим понятиям о праве пользования дарами природы, он сделал это на началах не индивидуальной, а общинной собственности, служащей у него основанием лежащих на нем повинностей. Но так как все здешние поселения разбросаны отдельными кучками по необозримому пространству губернии и потому имеют очень мало связи между собой, то правила, по которым производится рыбная промышленность и распределяются продукты ее, до крайности разнообразны. Вследствие тех же причин каждое из таких поселений составляет отдельное самостоятельное целое, а не сливается, по отношению к общинному пользованию водами, в одно целое с другими, дабы, как на Урале, действовать по общему плану, соответствующему наибольшей выгоде большинства. От этого иногда является противоположность в интересах жителей различных деревень, как, например: между жителями селений Сороки, Шижни, Сухого Наволока и Выгского острова - с одной стороны и корелами, живущими от них вглубь страны, - с другой, и между жителями деревни Немнюги (на реке того же имени, впадающей справа в Кулой) и Долгой Щели (на самом Кулое, в 30 верстах от впадения его в море), о чем будет в подробности сказано в своем месте. Впрочем, говоря вообще, эта противоположность интересов между низовыми и верховыми жителями той же реки, столь сильная везде, где они не соединены общей методой рыбного хозяйства, как на Урале, здесь не имеет большего значения, частью от причин чисто физических*, частью же от того, что жители, поселившиеся вдоль течения одной и той же реки, составляют обыкновенно одну общину, как например, села Варзуха и Кузомень. 3. СПОСОБЫ ЛОВА Относительно технической части как самого рыболовства, так и приготовления продуктов его, должно сказать, что она стоит на гораздо низшей степени, чем в Астрахани и вообще на Каспийском море. Что касается до самого лова, то это зависит от того, что здешние жители не исключительно рыболовы, а по крайней мере в такой же степени мореходы, торговцы, охотники, а отчасти и земледельцы. Это отражается и в том, что здешние рыбаки далеко не с такой точностью отличают различные породы рыб, как каспийские. Последние безошибочно называют с первого же взгляда не только каждую породу рыбы, но и различные помеси, встречающиеся между породами красной рыбы и известные под именем шипов с различными прилагательными, как то: севрюжьих, стерляжьих, белужьих и осетровых, что очень трудно и требует большего навыка и наглядности. Здешние же рыбаки, не говоря уже о том, что для них все рыбы, не употребляемые в пищу, как бы не существуют, плохо отличают и тех из съедобных рыб, которые похожи между собой. Так, например, они нисколько не отличают различных сортов камбал, тогда как здесь есть два существенно отличных вида и одна разновидность, признаваемая некоторыми учеными за самостоятельный вид (Pleuronectes Flesus, L., Pleuronectes Platessa, L., и Pleuronectes Dvinensis, Liljeb). Точно также на Печоре обыкновенно спутывают породы находящихся в ней сигов. Конечно, и здесь есть рыбаки по страсти, которые очень хорошо знают и отличают всех попадающихся им рыб: но таких немного. Я упомянул здесь об этом обстоятельстве, потому что уменье верно различать породы ловимых рыб есть верный признак хорошего рыбака, подобно тому, как знание всех пород дичи и уменье различать птиц даже по полету составляют необходимую принадлежность истинного охотника. Другая причина, почему здешние рыбаки и, именно, беломорские, ниже каспийских, заключается в том, что самый опытный народ с Поморского края и с других берегов уходит для лова трески на Мурман; об них я пока ничего не говорю, потому что степень их искусства мне еще не известна. Но не только способ употребления рыболовных орудий, даже и самые эти орудия здесь и менее разнообразны, и менее усовершенствованы, чем на Волге, где, например, каждый невод кроится сообразно с очертанием дна той местности, на которой он исключительно и употребляется; на севере же все невода одинаковой ширины на всем своем протяжении и отличаются между собой только длиной. Такое худшее устройство орудий замечается даже и у тех хозяев, средства которых дозволяли бы иметь лучшие. Причина этого заключается отчасти в дороговизне первоначального материала, т.е. пеньки, а отчасти в том, что здешние жители сами вяжут сети, тогда как в Астрахани они только сшиваются из готовых сетяных полотен, приготовляемых специально занимающимися этим делом людьми, преимущественно в Нижегородской губернии. Но такое разделение труда возможно лишь при огромных размерах каспийского рыболовства. Притом, незначительность северных уловов не позволяет иметь скроенных по местности неводов, ибо с одним и тем же неводом приходится переходить с места на место. 4. ПРИГОТОВЛЕНИЕ РЫБЫ И СБЫТ ЕЕ Что касается до приготовления рыбных продуктов, то об этом всего менее можно сказать хорошего. За исключением соловецких сельдей, да онежской и двинской семги, вся остальная рыба солится дурно. В особенности должно это сказать о печорской семге, которая, по своим природным качествам, жирнее и нежнее онежской и двинской. Коптятся сельди (что делается только в Сороке и окрестных деревнях) тоже дурно. Тем не менее, я не стану, по примеру почти всех писавших об архангельских рыбных промыслах, обвинять за это здешний народ в невежественном равнодушии к своему делу и своим пользам, в каком - то грубом коснении. Впрочем, едва ли не то же говорится и по всякому поводу, когда речь заходит о русском крестьянине, в отношении к которому эти фразы сделались какими - то стереотипными. Напротив, совершенно другие качества поразили меня в здешних крестьянах; именно - необыкновенная в их сословии развитость, ясное понимание своих выгод, предприимчивость и охота перенимать все полезное. Дурное приготовление рыбы здешними промышленниками зависит от тех условий сбыта, в которых они находятся и изменить которые не в их власти, хотя они это и пытались. Все дело объясняется весьма просто и ясно тем, что лишние труды и издержки на усовершенствование продукта не вознаграждаются соответственно большими выгодами. Высказав все главнейшие общие мысли, почерпнутые мной из тщательного изучения беломорской и печорской рыбной промышленности, перехожу теперь к частному рассмотрению отдельных отраслей этой промышленности, составляющему как развитие, так и фактическое подтверждение положений, высказанных мной в этом первом, общем отделе. При этом гораздо удобнее говорить отдельно о рыболовстве в Белом море и о рыболовстве на Печоре, потому что обе эти местности, отдаленные одна от другой семисот - верстным расстоянием, совершенно отличны как по породам живущих в них рыб, так и по путям сбыта и общему характеру производимой в них рыбной промышленности. Наконец, так как естественные условия жизни рыб, организация и способы лова их, приготовление рыбного товара и места сбыта его совершенно различны для каждой из главных в промышленном отношении пород Беломорских рыб, то обзор рыбной промышленности в первой из двух названных местностей следует подразделить на несколько отделений, по числу этих пород рыб. II. БЕЛОЕ МОРЕ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ПОРОД РЫБ БЕЛОМОРСКОЙ СИСТЕМЫ, УПОТРЕБЛЯЕМЫХ В ПИЩУ Начну изложение результатов, добытых доселе экспедицией о рыболовстве в Белом море и впадающих в него реках, перечислением тех из живущих в нем рыб, которые употребляются в пищу. Они суть: 1) |
Санкт-петербург Предотвращены десятки экологических бедствий. Целый ряд спасательных операций был выполнен за пределами Балтики в северных и дальневосточных... |
Провести ледовые исследования в морях Баренцевом (северо-восточной... Оао «нк «Роснефть», именуемое в дальнейшем «заказчик», в лице Вице-президента по инновациям В. Д. Миловидова, действующего на основании... |
||
4232 Черный пират На языке пиратов команда «на абордаж!» означает захват другого судна. Давным-давно пиратские корабли настигали в морях мирные суда... |
Второй том нашей работы посвящен действиям флотов на второстепенных... И если на основном театре — в Северном море — эти ошибки как-то скрадывались грандиозностью борьбы и значением событий, то в других... |
Поиск |