Version: 2015-05-10
Toggle original text
За Абсолютом
Духовные поучения Ричарда Роуза
Автор: Дэвид Голд при участии Барта Маршала.
Предисловие: Джозеф Чилтон Пирс
2002
Уведомление: эта книга с радостью предоставляется бесплатно в виде помощи искренним искателям. Если вы найдете ее ценной, то, пожалуйста, отблагодарите автора, приобретя бумажную копию – пополнить вашу библиотеку и дать почитать друзьям. Спасибо.
Перевод: sergey.stoyan[at]gmail.com, 2014
Файл: http://cliversoft.com/_translations/After_the_Absolute_.html
|
От переводчика
Все мы любим книги об успехе. Если духовные книги, то – о духовном успехе. Все полноценные истории должны завершаться грандиозным ликованием. И это правильно. Даже трагичнейшая и правдивейшая история историй, Евангелие, завершается Победой. Но эта книжка не такова – об этом лучше узнать сразу, чтобы уберечься от разочарования. У неё нет завершения, – той краеугольной части, благодаря которой отрывок жизни становится эталонным сюжетом. Она – скорее духовный дневник, исповедь. Отчет о поисках, которые не увенч..., которые – продолжаются.
Так что, хотя глубокие духовные поучения и занимают в ней значительное место, она особенно, пожалуй, интересна своей подкупающей, пронзительной искренностью, – интересна как невыдуманная, всамделишная и очень человеческая история, которую, что называется, можно потрогать руками, настолько она реальна – прозаична и необыкновенна. Благодаря таким книгам становишься в некотором смысле богаче еще на одну жизнь, еще на одну судьбу.
Несмотря на исповедальность, это – отнюдь не беспорядочный поток излияний: годы жизненного опыта и медитаций сказались в том, автору удалось, не потеряв ни в живости, ни в юморе повествования, приблизить элементы своей личной истории к тому символическому уровню, на котором они уже обращаются если не ко всем, то ко многим. Каждый сюжет в книжке по-своему краеуголен и предлагает вход в глубину. При этом автору достает почтительности перед Тайной бытия не делать окончательных выводов. Он из тех, кто как бы говорит: если ты чувствуешь ее вибрацию, ее непостижимость, – это и есть лучший ответ.
Если же сосредоточиться на самой сути явленной автором духовной судьбы, то движущая ею интрига оказывается мучительно близкой многим духовным искателям. Это – осваивание той коллизии, которая при первых с ней столкновениях представляется неразрешимым парадоксом: опыт запредельного пробуждает в человеке страстную жажду достичь того состояния, суть которого – отсутствие желаний и страстей, отчего стремление к нему, будучи атрибутом и проявлением эго, обречено на крах. Так начинается долгий и непростой процесс осознания человеком себя как части Целого, а через это – осознания Целым Самого Себя в человеке...
Теперь о другом герое книги, и в известном смысле – главном: духовном учителе автора, Ричарде Роузе. Его имя на момент публикации этого перевода неизвестно в русскоязычной сети. Кроме переводной статьи в википедии гугл не даст ничего. В двух словах, Ричард Роуз (1917 - 2005) был спонтанным, а значит – подлинным – мистиком, философом и поэтом. В семидесятых-восьмидесятых прошлого века в США он сформировал вокруг себя группу искателей истины и создал нечто вроде ашрама. Написал и издал несколько духовных книг, в интернете есть его статьи и стихи. Подробнее – англоязычный гугл в помощь: существуют несколько сайтов, посвященные Роузу, его творчеству и работе его группы, на ютюбе можно найти сатсанги Роуза восьмидесятых годов.
Что касается «духовной теории» Роуза, представленной в книге, то те, кто знаком с книгой Петра Успенского «Четвертый путь», во многих пассажах узнают мысли Гурждиева. Также, то тут, то там можно отметить перекличку с мыслями Платона, принципом апофатического восхождения, практику сократического вопрошания, ну и, конечно же, – море дзена. На протяжении всей книги мы встречаемся с высказываниями Роуза по поводу кажущегося противоречия между необходимостью личного усилия и безусильностью, сделанными в разных обстоятельствах разным людям и освещающими её – по-разному.
Как это часто бывает, с уходом учителя его дело по видимости приходит в упадок. На сегодняшний день сайты, связанные с именем Роуза, выглядят заброшенными, скорее похожи на архивы. Но если рассматривать импульс, им заданный, как часть общего духовного движения в США, да и в мире, которое спонтанно проявляет себя то там, то здесь – дело другое. Люди, учившиеся у Розуа или как-то соприкасавшиеся с ним, активны и ведут духовные группы. О Роузе помнят. В англоязычной спиритуальной тусовке нередко можно увидеть ссылку на Ричарда Роуза, как на авторитет, достойный ознакомления. Кажется, считается, что он один из тех, кто проторил путь тому, что на Западе ныне называют недвойственностью.
Особо следует отметить великолепное предисловие Джозефа Пирса, контрастно отличающееся от предваряемого текста глубокомысленностью стиля. Оно, можно сказать, само является тезисным изложением целой философской книжки, втиснутой в несколько страниц, и, хотя плотность затронутых в нем смыслов несколько затрудняет восприятие, оно заслуживает внимательнейшего и вдумчивого прочтения – возможно, неоднократного. И тогда всё сказанное в нём складывается в стройную, полную глубины и мудрости картину.
Несколько замечаний о самом переводе. Курсивом выделены те же места, что и в оригинале, хотя и не всегда внятно, что хотел этим выделением сказать автор. То же касается и слов на заглавную букву. Возможно, – редакторская неряшливость.
Все примечания сделаны переводчиком.
И в заключение. Если позволительно выставлять эпиграф к переводу, то в этом качестве переводчик выбирает пожелание Роуза, выражавшееся им неоднократно: «Просто передавай это дальше. Просто передавай.»
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
1. Встреча
2. Приглашение
3. Бенвуд
4. Абсолют
5. Путь
6. Ферма
7. За Абсолютом
8. Интенсив
9. Счастье
10. Промежуточность
11. Шатокуа
12. Передача
13. Гражданин Роуз
14. Успех
15. Сущности
16. Кришнаиты
17. Убийство
18. Пистолет
19. Рабочий сцены
20. Уединение
21. Соблазн
22. Ностальгия
23. Страх
24. Отверженный
Эпилог
|
ПРЕДИСЛОВИЕ
Признание, как правило, приходит посмертно. Похоже, нам нужно несколько «психологически отдалиться», чтобы увидеть истинную стать какого-нибудь известного парня, если рост его выходит за пределы посредственности. Католическая церковь признает чью-то святость лишь по прошествии изрядного времени, – обычно тогда, когда реальный контакт со святым несколько проблематичен. И вот в результате этого обстоятельства возникает и довлеет себе феномен, названный Мирчей Элиаде «мифологическим напластованием» и который заключается в нашей склонности приписывать умершему человеку преувеличенные характеристики. К примеру, уже после смерти Авраама Линкольна, выяснилось, что он обладал, если судить по рассказам, такой силой, что подхватил как-то цыплятник, поднять который не могли и семь человек, и пронес его десять миль; при чём с годами и вес, и дистанция всё возрастали. Но Элиаде также отметил, что подобное напластование не образуется вокруг заурядностей: только подлинные тяжеловесы удостаиваются участия в этом историческом процессе. То есть под причудливой гиперболой, в которую мы оправляем наших мертвых героев, кроется, как правило, личность, достаточно выдающаяся для того, чтобы служить поводом для выдумок. Со временем из таких фантазий вокруг эпицентра притяжения формируется пласт, приводящий к неустранимому искажению первообраза; и тем не менее: ведь не бывает дыма россказней без огня истины.
Но в отношении тех, кто еще пока с нами, обыкновенно можно услышать нечто подобное знаменитому вопросу: «из Назарета может ли быть что доброе?»1 или, в случае Ричарда Роуза: «из гор Западной Вирджинии...?» Один газетчик приехал в Оксфорд, Миссисипи, собрать мнения жителей об их знаменитом земляке, нобелевском лауреате, Уильяме Фолкнере. «Какой Уильям?» – обычно переспрашивали его. – «Вы о Билле Фолкнере? Этом старом пьянчуге?» – Воистину, не бывает пророк без чести, разве только...2
В случае Ричарда Роуза, главного героя этой книги, перед нами не нобелевский лауреат и не старый пьянчуга, а фермер из Западной Вирджинии, который, по всем признакам достиг высочайшего духовного состояния, выражаемого классическим восточным термином «единство с Богом». Более еретическим для нашего западного слуха звучит определение самого Роуза: «стал Богом». И вот, как по старой поговорке: «если ты такой умный, то почему такой бедный?», при известии о фермере из Западной Вирджинии, ставшим «единым с Абсолютом», первым делом задают вопрос: «почему же его не было на обложке журнала Тайм?» Или: «почему о нем никто не слышал? Где его последователи? Кто были менеджеры по связям с общественностью и бухгалтеры? Где его швейцарские счета и домишки на Багамах или Фиджи?»
Дэвид Голд считает, что нам, несомненно, стоит узнать о Ричарде Роузе. Со своих первых дней в университете адвокат Голд был учеником Роуза и находился рядом с ним в течение десятилетий, подчиняясь требованиям его дисциплины. С помощью друга и соученика Барта Маршалла, Голд представил нам отчёт об этом, в высшей степени необычном, фермере, каким он виделся его приверженцу. Над этой книгой Голд проработал пятнадцать лет и наш долг перед ним не переоценить. Во-первых, перед нами, несомненно, – неустаревающая классическая духовная монография. Помимо этого, рассказ Голда – одна из наиболее захватывающих, волнующих, не чуждых лирических и героических вибраций, трогательно-человечных исповедей, которые мне только доводилось читать. Она – важное и глубокое свидетельство, на основе которого получился бы, если не фантастический, то – фантасмагорический фильм. Эта книга проливает свет на извечную загадку нашей природы, демонстрирует рождение «новой космологии» и дает некоторое представление о всё ещё неразработанном потенциале, который мы, люди, скрываем внутри себя. Всё в этом чрезвычайно увлекательном повествовании служит подтверждению старого афоризма: правда поразительнее выдумки.
Как повествователь Дэвид Голд предстает обычным человеком – этаким архетипическим индивидуумом, жаждущим преодолеть ту самую деструктивную черную тень, которая преследует наш род. И слова Голда достигают нас по той причине, что всё, что он говорит, обращено к нам, и его повесть – не просто превосходное живописание, но универсальная драма, в основе которой лежит эволюция человека.
История же самого Ричарда Роуза напоминает еще одно изречение: творящий «дух веет, где хочет»3 и час и место его прихода и ухода неведомы. Роуз, который сам получил католическое воспитание, вышел за рамки всех парадигм, унаследованных от прошлого, и призывает подвергать сомнению любые представления, доставшиеся нам от религий, – в частности, – представление о Боге как об ангеле или человеке. Разумеется, такими людьми как Роуз под вопрос ставятся и жесткие, механические и неизменные стадии просветления, исповедуемые популярными духовными философами. Ведь при том, что Роуз был чрезвычайно самодисциплинированным человеком, с железным самоконтролем, он в поиске себя установленным правилам не следовал. И, вероятно, событие, которое предшествовало его пробуждению к своей истинной природе, – лишь в последнюю очередь можно было бы представить в роли катализатора. (Что только подтверждает истину о неуловляемости «духа».)
Роуз настаивает, что наша первая и величайшая задача как человеческих существ – познать, кто мы есть. Точно так же он настаивает на трюизме, известном и востоку, и западу, что мы и есть тот самый Бог, которого мы столь жадно ищем повсюду. Непрестанно стараясь подтолкнуть своих учеников к «видению» того, кто он есть, – с тем, чтобы и сами они стали такими, Роуз использовал «необычные» феномены, ошеломляющие чудеса, – всю эту пищу для вечно-голодного эго, которая питает почти всю нашу нью-эйджевскую литературу (но лишь немногие души, как это мы видим из Евангелий, и тут – ничего нового).
Обретение единства с Абсолютом или переход из расщепленности в целостность открывает доступ к сверхъестественной силе, которая, по-видимому, достижима и вне единства с Абсолютом, и потому в учении Роуза акцент всегда ставился на состоянии единства, а не сверхъественных трюках. В Индии я видел факиров, которые демонстрировали вещи, бросающие вызов любым нашим концепциям реальности; внутри собственных жизненных тоннелей они могли обращать привычные причинно-следственные процессы этого мира вспять. Но то были «психические феномены», а пропасть между психическим и духовным велика. Духовное может в себе заключать и даже – порождать – нечто паранормальное, но вот обратное неверно: ведь бесконечное содержит конечное, а не наоборот.
Роуз ссылался на состояние так называемой «промежуточности4», в котором на время преодолевается наша обычная расщепленность между мыслью, чувством и действием. Ведь мы, обычные люди, почти в любой момент нашей жизни думаем одно, чувствуем другое, а делаем третье, – что выставляет нас воистину домом, разделившимся в себе5. Мы все иллюстрируем собой знаменитую фрейдову троицу: подсознание, эго и супер-эго6, бесконечно воюющие между собой. Мы «делаем то, что не следует, и не делаем того, что должны, и нет в нас мира (т. е. целостности)»7, как сокрушается Павел.
В состоянии подлинной целостности бытия, дома неразделённого, мы – суверенны в собственном мире, – каковое состояние нами, людьми, до сих пор не исследовано. Это состояние суверенности в корне отлично от овладения природой по типу научной технологии, и дверью в него является «промежуточность» Роуза. Пребывающий в нём человек может действовать «в миру», но быть свободным от его уродующих, жестких суждений и ограничений.
В институте Хартмата8 говорят о «взаимововлеченности сердца и мозга», совпадение частот которых явственно регистрируется энцефало- и кардиографами. В этом состоянии взаимововлеченности головы и сердца все осциляторы тела синхронизируются и всё существо человека настраивается на единую частоту. При этом раскрываются целые нейронные зоны мозга, не задействованные до этого, и становятся доступными не исследованные прежде области переживаний и активностей. Совмещение частот сердца и мозга – суть новое выражение старой проблемы: каким образом воля индивидуальная и воля универсальная или «глобальная» могут достичь согласия. При таком согласии деятельность человека уже не диктуется исключительно его личными прихотями или фантазиями, а подчинена высшему состоянию, «высшей вибрации», к которой приводит синтез головы и сердца.
И существует также состояние ума, называемое «бесконфликтное поведение», благодаря которому могут происходить необыкновенные вещи (по факту включая и губительные воздействия). Бесконфликтное поведение попросту осуществляется без внутреннего конфликта, – что легче сказать, чем сделать, – но оно необязательно благожелательно или служит единению. Подсознание, эго и супер-эго могут придти в согласие, отчего мысль, чувство и действие станут нераздельным целым и тогда человек сможет вложить в приключение себя всего, без остатка, и – отбросив осторожность, логику, эмоции, рассуждения, положившись только на свое намерение, – осуществить «приостановку онтологических правил». В такие моменты возможно почти всё, что угодно, и это может быть использовано в повседневных делах для получения огромной власти над ситуацией и предопределения ее исхода, не ограниченного ничем. При этом нет универсальной божественной этики, оценивающей результат как позитивный или негативный, потому что такие утончённости как «хорошо – плохо», «позитивный – негативный» – суть назначаемые нашими дежурными логикой и рассудком критерии, которые для входа в бесконфликтное поведение должны быть отставлены. (Ничто так не ослабляет нас как моральная коллизия.)
Для хартматовской взаимововлеченности и роузовской «промежуточности» нужно одно и то же: однонаправленное намерение и приостановка самоозабоченности, – но без парадигмы «вложить-чтобы-получить», внутри которой мы обыкновенно действуем. Здесь чье-то намерение привязано не к одной цели или событию, а к сопряжению многих воль, каковое и определяет исход в соответствии с предначертанием, недоступным уму и логике и не подчиняющимся им. Негативные возможности, доступные в бесконфликтном поведении, при такой взаимововлеченности не могут актуализироваться, – поскольку единая система не может действовать против самой себя.
Необусловленное совершение действия – с безразличием как к нему, так и к его результату, – отсылает нас к основной идее дона Хуана, этого полумифического героя Карлоса Кастанеды, или к понятию «веры», центральному у Иисуса, и оно же ясно высказывается Кришной в Бхагавад-Гите, и подразумевается в «Бесконечной игре» Джеймса Карса9. Чтобы преднамеренно осуществить нечто необыкновенное, нужно пребывать в одной из форм этого состояния, но, что гораздо важнее, – это же состояние требуется, чтобы «слиться с Бесконечностью» или стать «одно с Абсолютом», – какая из метафор вам больше нравится. Так что промежуточность предлагает либо неограниченный потенциал в мире повседневности, либо шанс полностью выйти «за пределы этого мира».
Роуз рассматривал свое состояние единства с Абсолютом подобным дзену, но с дзеном, как и с любым другим духовным «путем», возникают проблемы, когда учитель начинает предписывать ученику маршрут и цель, посредством которых тот наверняка станет единым с Абсолютом. В результате мы получаем замкнутую, конечную, ориентированную на цель борьбу, для которой в уме заданы границы и конечный итог. И такова суть непреходящего парадокса непреходящей Философии: следуя ориентированным на цель фиксированным процедурам, вы ввязываетесь в битву не на жизнь, а на смерть, чрезвычайно серьезную битву, потому что – «душа» на кону. И эта серьезность неизбежно устанавливает критерии, которые в свою очередь приводят к чувству вины. И тут-то бесконечная открытость и игра заканчиваются, будучи замкнутыми в пространстве битвы, – каковую битву или погоню ученик жаждет завершить с тем, чтобы стать «постигшим» и преуспеть в реальной жизни. Таким образом, жизнь тратится в попытках «добраться туда», чтобы начать жить, и при этом фактически упускается момент, в котором всё пребывает. Истина «вот, теперь день спасения»10 выявляет парадокс большинства духовных учений, поскольку они представляют собой пути в некий час X, который наступит в будущем, – может быть.
Суть в том, что стремление, исходящее из конечного, не может вывести за пределы наших ограничений. Конечное не может привести к бесконечному. Это как бы два отдельных логических мира, и логика одного не может привести к логике другого. Однако, являясь конечной структурой, мы не имеем иной возможности, кроме как действовать при помощи наших безнадежно ограниченных ума и понимания. Тут – реальный парадокс, но как сказал бы Джорж Джейдар11, – это порог истины, находящейся за парадоксом. Классическая логика справедливо говорит о невозможности утверждать А и не-А одномоментно. Мы не можем придерживаться одновременно двух различных и взаимоисключающих логик – их разделяет непреложный закон исключенного третьего: «или – или». Но это-то самое исключенное третье, находящееся между конечным и бесконечным, и есть та «трещина в космическом яйце», та истинная промежуточность, сквозь которую у нас есть возможность выскользнуть на свободу бесконечной игры. Мы, однако же, – либо там, либо тут. А моста между – нет, и измыслить его мы не можем, поскольку мысль – суть продукт всё той же конечности.
Роуз, как и все духовные учителя, разрывался между крайностями этой неустаревающей парадоксальной дилеммы: как через конечный процесс привести человека к чуждой границам бесконечности? Пытаясь помочь другим уловить в себе свет, единый для всех, Роуз поневоле, – на что духовные учителя, похоже, обречены, – в надежде преодолеть перцепционно-концептуальные блоки учеников, вводил границы, дисциплину и практики. Но такое целеполагание, работа на просветление, сужает бесконечную открытость и погружает злополучного ученика в растерянность, поскольку, как это поясняет Джеймс Карс: кто должен играть – играть не может.
Мне не известен такой духовный учитель, который разрешил бы эту дилемму, включая даже Иисуса, этого гиганта истории. Впрочем, она, пожалуй, скорее мнима, нежели реальна. Возможно, что ценность тех, кто «прорвался» и вышел в высшее измерение жизни, состоит не столько в их руководстве, сколько в их присутствии, самом их существовании. «И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе»12 – в этом вся суть. Здесь действует «императив идеала». Великая ценность наших великих, быть может, заключается не в «секретах мастеров», не в инструкциях к надежному духовному успеху, а попросту в том, что они жили среди нас, в их образе в нашем коллективном сознании и памяти, и в тех наших прозрениях в новую жизнь, которые вытряхивают нас из сна.
Я никогда не встречал окончательного «выпускника» какой-либо духовной системы из тех многих, с которыми мне довелось ознакомиться или в них вовлечься, – поскольку последователи всех этих систем выглядели без конца сражающимися «за достижение цели». Ведь если б они ее достигли, они, скорее всего, попросту исчезли бы, ушли в неизвестность, оставляя шарлатанам эксплуатировать медиа, потрясать в воздухе дипломами своей просветленности и конкурировать за платежеспособных учеников. Как говорят на востоке, истинный суфий всегда анонимен и не может быть распознан, кроме как другим истинным суфием. Так что неудивительно, что Ричард Роуз никогда не выставлялся важным гусем, даже в собственном птичнике в Западной Вирджинии.
Но, думаю, выдающиеся люди вроде Ричарда Роуза проявляются на протяжении истории постоянно, – пусть и в различной степени, – чтобы служить для нас своего рода клетками-мишенями. Феномен клетки-мишени наблюдается при развитии мозга и является загадочным и потрясающим явлением, которое может длиться на протяжении всей жизни.
В течение первых четырех месяцев в матке матери, наш мозг представляет собой однородный «суп» из случайно перемешанных нейронов, этакий хаос неоформленной материи. Но между четвертым и пятым месяцами он достигает той критической массы, когда в нем начинают появляться клетки-мишени. Пока не ясен механизм внезапного появления этих странных и энергичных клеток, которые незамедлительно рассылают сигнал, прочитываемый как «соединяйся со мной». Он приводит миллиарды случайных клеток во внезапную и неистовую активность, с которой они начинают выпускать коннекторы и пихаться ими, в стремлении связаться с той замечательной клеткой, что появилась среди них. Полный же ее сигнал читается так: «соединяйся со мной или с клеткой, соединенной со мной». Благодаря ему этот хаотический суп из клеток с ошеломительной скоростью превращается в самый изумительный порядок, известный во вселенной, – мозг человека, со множеством его уникальных форм и структур, взаимодействующих в совершенном согласии, – чтобы триллионами связей создать бесконечно многообразный универсум нашего опыта.
Заметьте, что подсоединяясь к клетке-мишени, нейрон сам не становится такой клеткой. Он делается полнофункциональным нейроном, связанным с его соседями энергичными, производительными и творческими способами. Изолированный нейрон – слаб и, скорее всего, бесполезен, но через акт трансформации и объединения он участвует в создании этого полнофункционального чуда между нашими ушами. Если бы все нейроны стали клетками-мишенями, то это, очевидно, привело бы к безнадежному хаосу. (Во всяком случае, это не был бы мозг, который нам известен.) Таким образом, клетки-мишени появляются, чтобы привести хаос к порядку, а не создавать клетки подобные себе.
Подобным же образом, и великие существа неожиданно и необъяснимо появляются среди нас, когда в них нуждается некая критическая масса. И они необязательно бегут в Гималаи или еще куда, чтобы пройти необходимое обучение. Когда они появляются, то они уже готовы расцвести и начать работу, но не по клонированию себе подобных, а по соединению разделенных, изолированных, отчужденных и израненных одиночеством клеток в полностью человеческие и деятельные души, постепенно продвигаясь к тому, чтобы превратить социальный хаос в новый порядок.
Я испытал большое сочувствие и уважение к адвокату Голду, когда он посетовал, что после всех этих лет он по-прежнему чувствует, что так и не смог раскрыть потенциала, который Роуз видел в нем. То есть, он до сих пор – Дэйв Голд, а не Ричард Роуз II. Большинство людей на духовном пути питают сходное чувство неудачи. Но, хотя я и не встречал полностью совершенных «выпускников» тех разнообразных духовных систем, с которыми соприкасался, я видел великое множество людей, которые достигли личностного роста, изменений, улучшения характера, качества жизни благодаря духовной дисциплине или контакту с великим существом, – людей, которые живут намного более богатой и полезной жизнью, и как результат – делают большой вклад в общественную жизнь и ауру Земли. И Дэвид Голд как раз – лучший пример исключительного человека, взрослого, сердечного, умного, ответственного, – настоящего гражданина, в котором наше общество и земля нуждаются столь отчаянно. Да увеличится их число. И в этом Ричард Роуз, несомненно, преуспел.
Посему, читатель этой книги – безусловно, счастливец, – ведь даже чтение о Роузе может посеять в его уме семя. И брошенные клеткой-мишенью семена могут пустить корни, которые расколют глыбы, горы, миры и даже закрытые умы и их космические яйца. Эти семена станут неоценимыми образцами, ведущими нас к новой, более полной жизни. Так что, эта книга – бесценная жемчужина, упавшая на бесконечное поле человеческой дремучести, чтобы вывести того, кто ее найдет13. Да посодействуют читателю в его поиске советы и намеки Роуза из этой жемчужницы. Поскольку сказано: ищете и обрящете, – такова единственная возможность.
|
|
