Иллюзия любви
|
Скачать 3.47 Mb.
|
| расщеплением-, он действует на более глубоком уровне, чем моральная зашита, и позволяет женщине-жертве решить непростую задачу и остаться-таки со своим обидчиком, изменив саму структуру своего Эго. Защитный механизм, затрагивающий структуру Эго, может использоваться как мужчинами, так и женщинами, что было показано на примере Сэма, тираничного мужа, который не мог интегрировать два образа своей жены в единое целое. Когда она его расстраивала, что случалось довольно часто, принимая во внимание его инфантильные требования. Сэм видел в ней лишь отталкивающую сторону, и такое представление о ней вполне оправдывало (в его понимании) ту агрессию, которую он изливал на нее. Когда Сэм злился, он не видел и не помнил никаких позитивных черт в своей жене. Расщепление - это абсолютная неспособность взрослого человека воспринимать своего партнера как носителя одновременно и позитивного. и негативного потенциала. Это единственный и самый важный механизм психологической защиты, действующий в пользу агрессора и потворствующий жестокости и насилию в отношении жертвы. Кроме того, он скрывает истинный облик агрессора от его жертвы, таким образом играя ключевую роль в мотивации возвращения жертвы к издевающемуся над ней партнеру. Фейрбейрн первым из теоретиков психоанализа дал описание расщепления в том виде, в котором эта концепция используется по сей день. Вначале его воззрения находились пол влиянием Мелани Кляйн, проявлявшей лояльность по отношению к учению Фрейда и особо подчеркивавшей «инстинктивную» ненависть и деструктивность ребенка по отношению к родителям. Кляйн считала. что дети могут контролировать свой биологически обоснованный гнев, «отщепляя» его от чувства любви к родителям. Хотя Фейрбейрн и не признавал концепцию врожденной агрессивности, но его глубоко задела идея М. Кляйн о важности расщепления внутреннего мира ребенка. Впечатляющие примеры расщепления он ежедневно наблюдал у брошенных и обделенных детей из приюта, разлученных со своими родителями. Он заметил, что эти несчастные дети имеют два совершенно не связанных друг с другом, противоположных образа родителей в независимых, «герметичных» отсеках своего Эго, которые по очереди управляют их сознанием. Он обнаружил, что эти два отдельных состояния Эго защищают ребенка от воспоминаний о жестокости или пренебрежении со стороны родителей, когда он находится под властью «другого” состояния Эго. Состояние Эго определяется тремя компонентами: 1) объект, 2) связанная с ним эмоция и 3) самооценка ребенка как реакция на событие. В результате расщепления Эго ребенка делится на два отдельных состояния, в каждом из которых содержится самооценка и образ объекта. Эмоция, связывающая Я с объектом в одном состоянии, прямо противоположна чувствам, испытываемым в другом состоянии. Проще говоря, первое состояние Эго - «хорошее”, в котором родитель добр и воспринимается как хороший объект. «Хороший» родитель связан чувством любви с «хорошим” Я ребенка. Второе состояние Эго - «плохое», родитель воспринимается как отвергающий и отказывающий в удовлетворении потребностей. В таких условиях ребенок воспринимает себя как «плохого», и связующим чувством в таком случае является злость и враждебность. В каждый момент времени доминирует только одно состояние Эго, второе - противоположное - подавляется. Например, ребенок, вернувшийся из школы под влиянием второго состояния, будет чувствовать себя крайне некомфортно, если, войдя в дом, ощутит себя «плохим» и связанным с отвергающей или жестокой матерью. Ему придется хорошенько постараться и задвинуть подальше такое представление о себе и о матери. Чтобы сохранить привязанность к матери, механизм расщепления автоматически «скроет” от ребенка все, что не вписывается в представление об «идеально хорошей» матери, и одновременно «отключит” состояние Эго, в котором «плохое» Я соответствует расстраивающему объекту. Состояние Эго, в котором «все плохо», крайне разрушительно для отношений зависимости, и ребенок (подсознательно) будет стремиться переключить свой гнев на более нейтральные объекты, например, на учителей в школе. Перед тем, как приступить к подробному обсуждению механизма расщепления, необходимо ознакомиться с процессами, при которых происходит формирование самооценки у детей при благополучных обстоятельствах. Формирование нормальной самооценки В главе 3 я описывал процесс самоидентификации ребенка как результат разнообразных, хороших и плохих, реакций родителей на его действия. Я немного усложню мое предыдущее объяснение и добавлю, что вначале в ребенке развивается несколько «маленьких» Я, которые затем сливаются в цельную согласованную самооценку. Любое взаимодействие с родителями изначально формирует небольшой фрагмент самосознания во внутреннем мире ребенка. Такое представление этого процесса может показаться странным, но нужно учитывать, что, пройдя весьма короткий жизненный путь, ребенок не может развить достаточно устойчивое осознание себя как личности, которая остается постоянной изо дня в день. Не имея такого прочного фундамента, ребенок формирует свое новое Я при каждом взаимодействии с родителями. Эти маленькие фрагменты самосознания возникают в ответ на различные категории поведения отца или матери. Когда условия, в которых воспитывается и развивается ребенок, благоприятны, он получает все, что ему нужно, без особых огорчений. Постоянство родительского внимания способствует формированию множества сходных фрагментов «хорошего» Я. которые благодаря своей схожести легко объединяются в цельное самосознание ребенка. Ребенок хранит достаточно позитивных воспоминаний, и в результате он учится доверять, надеяться и контролировать свое поведение с целью доставить родителям удовольствие. Непостоянство родительского внимания, напротив, замедляет формирование единого самосознания; чем сильнее отличается эмоциональная окраска фрагментов самосознания, тем сложнее ребенку соединить их в одно целое. Родители, склонные к непредсказуемому и противоречивому поведению, формируют в своем ребенке огромное количество совершенно разных, иногда прямо противоположных, фрагментов самосознания. Эти фрагменты могут быть наполнены страхом, смущением или яростью - и все эти чувства адресованы одному и тому же человеку. Эти фрагменты несопоставимы и слишком противоречивы, чтобы сложиться в один стройный образ. Сформированное при благоприятных условиях Эго ребенка - это почти всегда полностью «хорошее» Я. Процесс интеграции образа матери, доставляющей удовольствие, с воспоминаниями о той части материнского образа, который приносит огорчения, проходит безболезненно и незаметно. Таким образом, разделение образа родителя на полностью «плохого» или полностью «хорошего», являющееся нормой в раннем детстве, постепенно уступает место интегрированному образу родителя. Даже при наиболее благоприятных условиях у ребенка так или иначе сохранится некоторое количество воспоминаний об огорчениях или злости, вызванных действиями матери. Как я уже говорил, интеграция двух отдельных образов родителя происходит очень плавно, когда хорошие воспоминания значительно перевешивают воспоминания грустные, поскольку ребенку легко справиться с несколькими негативными фрагментами, если они - лишь капля в море позитивных впечатлений. По завершении этого процесса ребенок уже готов к постоянству объекта, которое определяется как способность удерживать в сознании основной образ матери (или другого человека), даже если в данный момент она сердится на ребенка. То есть ребенок, достигший осознания постоянства объекта, способен помнить. что мать действительно любит его. несмотря на временное отсутствие добрых отношений между ними. Неблагоприятные условия развития и необходимость в расщеплении как в защитном механизме Обделенный лаской ребенок не может похвастаться таким же оптимистичным соотношением позитивных и негативных воспоминаний. как ребенок, получивший достаточно эмоциональной поддержки, поэтому в первом случае процесс интеграции представляется очень пугающим. Ребенка пугает то, что в результате интеграции «поощряющий» и “ отталкивающий” образы родителя сливаются в одном человеке. Я снова обращусь к истории Карла, певца и композитора, чтобы проиллюстрировать проблему интеграции в сознании обделенного ребенка. Карл помнит свое детство как бесконечную череду огорчений и разочарований. Мать часто запиралась у себя в комнате, и Карл оставался с няней, которой он был совершено безразличен. Он умолял мать впустить его в комнату, где она обычно работала, но раз за разом получал отказ. Единственным способом обратить на себя внимание матери была болезнь, и он умудрялся выдумывать все новые и новые недуги, изо всех сил стараясь заслужить ее внимание. Из года в год его недовольство росло, и Карл, подобно тысячам других обделенных любовью детей, не мог интегрировать два разных образа матери в одно целое, потому что расстраивающих воспоминаний было во сто крат больше, чем утешительных. Карлу не удавалось интегрировать оба аспекта материнской личности в единый образ, потому что его ужасало столкновение с действительностью, в которой он по-прежнему был во всем зависим от матери, отвечающей отказом почти на любые его пожелания. Он так и продолжал воспринимать мать как двух отдельных людей, уже давно переступив ту возрастную границу, когда интеграция должна была бы успешно завершиться. Такое расщепление позволяло ему большую часть времени прятаться от сокрушительной действительности, в которой его мать отвергала его и отказы- ваза в удовлетворении естественных потребностей развивающейся личности. Попытка интегрировать огромный объем расстраивающих воспоминаний с крайне редкими воспоминаниями о радостных моментах была бы для Карла столь же непосильной задачей, как, например, спрятать слона за мышью. Карлу не приходилось расщеплять личность своего отца на «хорошего» и «плохого», потому что его ранние детские потребности были со всей интенсивностью направлены именно на мать. Как уже говорилось, отец разочаровал Карла своей неискренностью и эмоциональной холодностью. В качестве моральной защиты Карл пытался использовать рационализацию такого стиля отцовского поведения, считая, что отец просто таким образом пытается воспитать в нем «настоящего» мужчину. Каждый из родителей непреднамеренно нанес ему ту же самую травму, от которой пострадал в детстве сам. Расщепление является продолжением инфантильного видения матери как двух отдельных людей и в каком-то смысле может считаться признаком психической незрелости. Но расщепление - это не просто незрелость, это активный процесс, требующий затрат энергии, бдительности и настороженности. Механизм защитного расщепления работает как сложная психологическая компьютерная программа, безостановочно удерживая ребенка от воспоминаний обо всех тех обидах, которые ему довелось пережить. Расщепление не только изолирует один образ матери от другого во внутреннем мире ребенка, но и хранит восприятие ребенком самого себя в двух разных образах (хороший Я - плохой Я). То есть, когда мать добра с ним. ребенок ощущает себя хорошим, и плохому Я вход в сознание заблокирован. Если же, наоборот, мать ведет себя резко, отталкивающе или же она недоступна, ребенок начинает ощущать себя недостойным ее любви, злым и плохим, и теперь уже все хорошие воспоминания вытесняются из сознания. Очень интересным свойством защиты-расщепления является неспособность воспоминаний о любви и поддержке изменять, подавлять или еще каким-либо другим образом влиять на интенсивность ненависти к себе в состоянии «плохого» Я. Раскол между двумя частичными Я становится причиной того, что во взрослом возрасте люди, использующие этот механизм защиты, ведут себя непредсказуемо как по отношению к себе, так и по отношению к окружающим. Эти две «полуличности» похожи на двух дирижеров, пытающихся руководить одним оркестром. Когда партию ведет дирижер А., оркестр играет Гершвина. И вдруг на сцену выскакивает дирижер Б., отталкивает дирижера А. и начинает исполнять Баха. Во время «правления» одной «полуличности» сознание не подозревает о существовании другой. Повеление Карла во время сеансов психотерапии - яркое свидетельство раскола между этими половинками Я. Большую часть времени Карл считал себя ничтожеством. Но иногда, когда его хрупкое «хорошее» Я вырывалось наружу, он чувствовал себя уверенным и жизнерадостным, и его в нынешний момент подавленное «плохое» Я никак себя не проявляло. Карлу, как и многим его братьям по несчастью, присущи резкие перепады настроения, потому что он не способен помнить о своем ущемленном Я в тот момент, когда он настроен оптимистично, или же, наоборот, помнить о своем оптимистическом настрое, когда он подавлен и одинок. Формирование раненого Я У покинутого или обиженного ребенка формируется весьма шаткая структура «хорошего» Я. которой недостает должного базиса в виде одобрения и поддержки со стороны «хорошего» родителя в процессе развития личности. Эти обрывочные воспоминания не продуцируют стойкого ощущения своей «хорошести». Если родитель необоснованно жесток, несет негативные эмоции или же просто отсутствует, он тем самым предоставляет большой простор для формирования мощного плохого Я. Такая самооценка сливается с эмоциональным представлением о себе, которое ребенок составляет на основании реакции матери, отказывающей ребенку в удовлетворении потребностей, соразмерных его возрасту, возможно, пренебрегающей общением с ним или жесткого с ним обходящейся. Такая травмированная самооценка (до сих пор я называл ее «плохим» Я) довлеет над ребенком, подвергающимся жестокому обращению со стороны родителей; Фейрбейрн назвал ее «антилибидное Эго». Я же буду именовать это состояние раненым Я, чтобы не путать понятие Эго и Я. Раненое Я переполнено горечью обид, цинизмом, саморазрушающей ненавистью, и - как ни парадоксально - уважением к отвергающим «полуличностям» отца или матери. Раненое Я - это самоощущение, пробуждающееся и действующее при нападках, критике со стороны родителей и при отделении от них. Раненое Я воспринимает эти атаки очень серьезно, формируя у ребенка страх и уважение к отвергающей/злобной части личности матери или отца. Я приведу случай моей пациентки Дженнифер, на котором я проиллюстрирую и раненое Я. и внезапность включения защиты- расщепления. Из этой беседы становится ясно, что невозможно рассматривать ни одну из «половинок» Я, не рассматривая параллельно механизм расщепления. Двадцать лет назад я начал работать с одной из моих самых первых пациенток. Дженнифер, которую мать выгнала из дома за употребление наркотиков. Она жила вместе с тремя такими же подростками из неблагополучных семей, которые объединились в некое подобие семьи, и все четверо собирались окончить среднюю школу. Их истории были очень схожи, все они испытывали трудности с самоконтролем, что выражалось в разных формах вызывающего поведения, включая промискуитет. пьянство и мелкое воровство в магазинах. Во время психотерапевтических сеансов Дженифер описывала свою мать как порочную, злобную параноичку, выдумавшую, будто она сотрудничает с государственной полицией в качестве тайного осведомителя. Несмотря на то, что именно по воле матери Дженнифер была вынуждена покинуть родной дом, мать настаивала на том, чтобы дочь присутствовала на всех семейных мероприятиях, потому что родственникам не положено было знать об ее изгнании. Естественно. Дженифер наотрез отказывалась возвращаться, и тогда мать изобрела план, гарантировавший явку дочери на очередное семейное сборище. Она выбирала какую-нибудь дорогую для Дженифер вещь, оставшуюся в ломе, и угрожала уничтожить ее, если Дженифер не явится в назначенный срок. Однажды, когда Дженифер все- таки опоздала, она к своему ужасу обнаружила, что ее любимая куртка была изрезана на куски и развешана на кустах возле дома. За пять сеансов мы с Дженифер сошлись по мнении, что ее мать на самом деле была кошмарным существом. На шестой сеанс Дженифер прибыла одетой весьма консервативно, в отличие от предыдущих наших встреч, и сообщила мне, что возвращается домой к «любящей» маме. Я подумал, что она шутит, и позволил себе неприятное и циничное замечание по поводу любви се матери. Ее лицо исказилось от ярости, она в грубой форме выругала меня за такие ужасные высказывания и заявила, очень громко и четко: «Кровь гуще воды». Я был поражен и спросил ее, что же случилось с достигнутой ранее точкой зрения на поведение матери. Она только рукой махнула, объяснив все сказанное ранее обидой на мать, на то, как та вела себя в прошлом, но. мол, теперь они помирились и она собирается вернуться домой. Чем больше я задавал вопросов, пытаясь прояснить для себя такой невероятный поворот событий, тем больше злилась Дженифер, заявляя, что она не помнит толком ничего из того, о чем мы говорили на наших предыдущих сеансах. Мне казалось, что я разговариваю с совершенно другим человеком в таких случаях многие неопытные психологи путают защиту-расщепление с расщеплением личности. В конце концов, мое нежелание принимать ее новую позицию и мой негативный настрой по отношению к ее матери утомили Дженифер, и она в гневе покинула мой кабинет. Поведение Дженифер является классическим примером расщепления; в ее внутреннем мире хранилось два абсолютно ратных образа матери (хотя надвое может быть расщеплен любой объект), и эти образы по своему содержанию были почти противоположны, внезапно сменяя друг друга. Расщепление позволяло Дженифер сохранять привязанность к матери, при этом теряя целостность собственного Эго. Одна половина Эго (раненое Я) осознавало враждебность и подлость матери, а другая, совершенно независимая половина (надеющееся Я) игнорировала действительность. Точка зрения этой второй, далекой от реальности половины была противоположна мнению первой половины. Вторая верила в то, что мать любит ее. Внезапно наступающее доминирование второй половины Эго при одновременном угнетении первой половины позволяло ей без малейших опасений возвращаться к матери, в которой она так сильно нуждалась. Расщепление является очень мощным защитным механизмом, возвращающим взрослого человека в эмоциональное состояние, свойственное в основном только детям. Кроме того, оно изменяет восприятие действительности и искажает ранее существовавшие установки и отношения между партнерами. Так, до внезапно наступившего расщепления, мы с Дженифер выработали ряд мнений о ее отношениях с матерью. Мы пришли к выводу, что ее мать обращалась с ней крайне жестоко и что она (Дженифер) по сути своей является хорошим человеком, в воспитании которого были допущены ужасные ошибки. После того, как она применила защиту-расщепление, ее раненое Я было подавлено, делая невозможной здравую и объективную оценку действий своей матери. Выработанное нами понимание ее отношений с матерью было враз потеряно. Те люди, которые отщепляют одно состояние Эго и заменяют его другим, моментально становятся «слепыми и глухими» к реальности, которую они воспринимали всего минуту или, может быть, час назад. Поэтому общение с людьми, склонными к использованию защиты-расщепления, как правило, представляется задачей непростой из-за непредсказуемости их поведения. Стоило мне напомнить Дженифер о тех чертах ее матери, которые мы договорились считать негативными, она рассердилась на меня, потому что теперь она не считала эти негативные инциденты такими уж значительными. Как угнетенные женщины используют защитный механизм расщепления Расщепление - это самый важный защитный механизм, используемый женщинами, терпящими унижения и оскорбления от своих партнеров. Он жизненно важен для них, ведь исключительно благодаря расщеплению женщинам удается поддерживать отношения с партнером в ситуации, когда ее жизни угрожает реальная опасность. Ей необходимо изолировать все воспоминания о прошлых обидах, чтобы остаться с этим мужчиной. Джанет обратилась ко мне за помощью, потому что ей не удалось своими силами справиться со стрессом из-за развода с первым мужем. Она была робкой и тихой женщиной и, казалось, брела по жизни сквозь сои, как лунатик. Будучи студенткой, она достигла отличных результатов в спорте и вышла замуж за человека, который, по ее мнению, полностью разделял ее интересы. После свадьбы она, однако, обнаружила, что муж не имел привычки часто мыться и вполне довольствовался случайными заработками, в то время как она серьезно занималась профессиональной карьерой; его устраивала их убогая недостроенная хибара без каких-либо удобств. Несмотря на свою робость, Джанет отважилась высказать мужу недовольство их жилищными условиями. Иногда ее жалобы доводили его до бешенства, и тогда он бил ее по лицу до тех пор, пока она не извинялась за то. что посмела расстроить его. После трех лет сплошных разочарований и нескольких десятков случаев избиений Джанет все-таки рассталась с ним. Оставшись одна, она чувствовала себя совершенно потерянной, так и продолжая жить все в том же захолустном пригороде, где жил се бывший муж. хотя ей было неудобно каждый день ездить на работу в город. Живя неподалеку от мужа, она ощущала себя хоть как- то защищенной, ведь ей было очень одиноко и друзей у нее почти не было. Спустя несколько месяцев Джанет встретила наконец «мужчину своей мечты», привлекательного холостого адвоката, работавшего в той же компании, что и она. Джанет сразу показалось очень странным, почему такой красивый и успешный мужчина до сих пор не женат. Ухаживая за ней. он посылал ей открытки, записки и оставлял цветы на се столе почти каждый день. Он ловил каждый ее вздох, она была просто околдована его замечательным характером. Когда их отношения стали более близкими, Стив, ее ухажер, оказался настойчивым и практически ненасытным любовником: он часто заскакивал к ней домой с утра пораньше перед работой, чтобы быстренько заняться сексом. Неожиданно, без предупреждения. Стив был уволен, но уже через пару недель снова нашел работу. Он не догадывался о причине увольнения, но затаил обиду на своих бывших коллег и жаждал мести. В это время Джанет как раз переехала к Стиву, и он стал настойчиво требовать, чтобы, в качестве прелюдии к сексу, она позволяла себя связывать. Она пыталась отказаться, но он убеждал ее, что своим согласием она докажет ему свою любовь. Аргументы Стива казались логичными, и она почти на все соглашалась. Мотом Стив стал настаивать, чтобы она обедала вместе с ним, так как подозревал, что его бывшие коллеги проявляют к ней интерес. Это причиняло Джанет массу неудобств, ведь теперь они работали в разных районах города. Во время обеда Джанет замечала, что Стив старается расположиться за столиком так, чтобы скрыть ее от окружающих и владеть ее вниманием безраздельно. Он стал требовать секса от Джанет каждую ночь, устраивая безобразные сцены, если она отказывалась удовлетворять его потребности. Через несколько лет Джанет заметила, что Стив никогда не использует слова, обозначающие эмоции. Например, любовь в его понимании выражалась открыткой или же сексуальным контактом. Она также заметила, что Стив не понимает потребностей других людей, хотя к своим ненасытным потребностям во внимании, доминировании и сексе он был прямо-таки гиперчувствителен. В конце концов. Джанет устала от беспрестанных сексуальных домогательств Стива и начала отклонять его ухаживания. Отказы приводили Стива в ярость, он терял над собой контроль и избивал Джанет. Однажды Джанет пришла ко мне на консультацию как раз после одного из таких инцидентов. на ее ногах расплывались ужасные синяки в тех местах, куда он ее бил. Обнаружив пациентку в таком виде, я не мог сдержать волнения и уверенно предложил ей бросить своего партнера. Она расплакалась, начала убеждать меня, что это она плохое ним обошлась, что он - прекрасный человек и ни в чем не виноват. Я уже был знаком с защитой-расщеплением и применил ряд мощных тактик противодействия, основанных на результатах нашего с ней четырехлетнего общения и ясного понимания особенностей характера того мужчины. с которым она сейчас жила, но сломить ее защиту мне оказалось не под силу. Защита-расщепление может оказаться абсолютно непробиваемой. Гигантский объем инфантильных потребностей моей пациентки заставлял се использовать расщепление, чтобы избежать панического страха одиночества. Мощная защита подавила все негативные эмоции по отношению к ее любовнику, как только я заговорил о необходимости расстаться с ним. Воспоминания о сотнях сеансов, когда она жаловалась на его эгоизм, бессердечие, жадность и отсутствие человеческих чувств, в один миг испарились из ее памяти. Раненое Я и женщина - жертва жестокого обращения Я бы хотел продолжить тему раненого Я, используя истории Дженифер и Джанет. У обеих пациенток во время большинства сеансов преобладало раненое Я. Они хорошо помнили обиды, нанесенные руками их объектов-садистов. Дженифер, долгие годы сносившая оскорбления и нападки своей матери, особенно близко принимала их к сердцу, и в результате стала очень самокритично относиться к себе. Это еще один из пунктов теории Фейрбейрна - у ребенка нет ни сил, ни возможности сопротивляться негативному отношению взрослых, как бы плохо те ни поступили с ребенком. Дженифер, в отличие от Джанет, в детстве страдала от физической жестокости, в то время как Джанет была эмоционально одинока. Раненое Я Дженифер было переполнено ненавистью и злостью к себе, а у Джанет Я было пустым, голодным и отчаявшимся. Эти различия проявлялись в их повелении: Дженифер была агрессивной, елкой и конфликтной, а Джанет - пассивной. Когда в детстве ребенок подвергается физической или эмоциональной агрессии, все негативные оценки, полученные от отвергающих родителей, сливаются воедино и формируют внутренний объект в памяти ребенка, который называется «интернализованный отвергающий объект». Когда человек «слышит» голос отвергающего родителя в своей памяти, раненое Я всплывает на поверхность, чтобы отражать новые атаки, теперь уже изнутри. Раненое Я может проявиться как ответ на воспоминания об интернализованном отвергающем родителе или же на реальное поведение окружающих, которые ведут себя подобным оскорбительным образом. Когда во внутреннем мире Дженифер доминировали воспоминания об обидах, полученных от матери в детстве, она называла себя «лживой сукой», задыхаясь от ненависти к самой себе. Такими словами ее каждый день встречала мать. В репертуаре раненого Я собралось достаточно защитных маневров, чтобы отражать обвинения матери с помощью споров, отрицаний, лжи и ответных оскорблений. Ядовитые испарения токсичной «внутренней матери» заставляли ее напиваться до беспамятства, когда в ней доминировало ее раненое Я. Алкогольная интоксикация действовала как противоядие от той боли, которую испытывала Дженифер, воспринимая себя в таком негативном свете. Как ни удивительно, но раненое Я выполняет также и положительную функцию, позволяя четко помнить нанесенные в детстве обиды. Воспоминания, хранимые раненым Я, необходимы в процессе психотерапии как «архив» всех обид и наказаний, которые стали факторами в становлении личности пациента. Пока Дженифер оставалась во власти своего раненого Я, она могла описать укоренившийся в ней стыд и ощущение собственной никчемности, испытанные ею, когда мать вырывала у нее волосы, бросала ее совсем маленькой одну в запертом доме и ругала се такими словами, которые заставили бы покраснеть и бывалого моряка. Печально, но ни один из пациентов не согласится остаться в состоянии раненого Я навсегда, потому что это довольно болезненная и неудобная для проживания эмоциональная зона. Когда раненое Я доминирует, человек терзается своей беспомощностью и ненавидит себя, и эти чувства парализуют все его порывы. Дженифер использовала и моральную защиту, которая почти всегда приходит на помощь защите-расщеплению. Матери не составляло труда убедить дочь в испорченности, потому что в детстве Дженифер самой приходилось защищать добродетели своей матери и свою привязанность к ней, убеждая себя, что все ее злобные выходки являются справедливым возмездием за ее, Дженифер, плохое поведение. Использование моральной защиты проложило путь к принятию и интернализации критики, рекой лившейся из уст ее матери. Формальным диагнозом для таких людей, как Дженифер и Джанет, которые используют расщепление в качестве основного защитного механизма и зачастую становятся жертвами жестокости, является пограничное расстройство личности. Женщин с таким диагнозом гораздо больше, чем мужчин, потому что женщины более склонны к крайним формам привязанности, в то время как мужчины чаше используют описанный ранее независимый образец повеления и подпадают под диагноз «нарциссическое расстройство личности». Роль экстремального поведения родителей, формирование раненого Я и защиты-расщепления Чрезвычайные формы негативного поведения родителя или обоих родителей по отношению к ребенку являются одной из двух причин формирования защитного механизма расщепления. Долгое отсутствие родителя, пренебрежение потребностями ребенка и случаи, когда ребенок чувствует себя покинутым, дают ему достаточно серьезный повод для обиды, и ему приходится использовать расщепление, чтобы сохранить привязанность к отвергающему объекту. Именно так и произошло в случае с Джанет. С другой стороны, крайняя жестокость родителя гарантирует развитие у ребенка такого защитного механизма. Сталкиваясь с родительской жестокостью, ребенок вынужден размежевать свою память и хранить воспоминания о взбешенной матери подальше от воспоминаний о матери, доставляющей удовольствие. Я уделяю больше внимания роли матери, хотя расщепление может развиться и но отношению к отцу. Крайние проявления жестокости со стороны родителей запускают механизм расщепления, потому что ребенок не может видеть в злом родителе хоть что-то напоминающее его доброго родителя. Агрессия преображает родителя в глазах ребенка до такой степени, что он начинает воспринимать его как совершенно другого человека. В этом случае в основе расщепления лежит вполне разумное допущение ребенка о том, что в различных ситуациях родители могут вести себя как совершенно разные люди. Основная разница между психически здоровыми и неблагополучными родителями заключается в «экстремальности» их поведения. Здоровые родители могут контролировать свой гнев и, таким образом. всегда остаются «собой». Ребенок здоровых родителей за гневом всегда «видит» любовь. Родители с низким уровнем развития могут увлечься своим гневом до такой степени, что видятся ребенку совершенно незнакомыми людьми, таким образом способствуя расщеплению и усиливая его. Примером того, как крайняя степень агрессии со стороны родителя приводит к формированию защиты-расщепления, может послужить история моего бывшего пациента, отец которого, впадая в ярость, неоднократно терял контроль над собой. Молодой человек вспоминал, как. будучи 12-летним мальчиком, он в шутку назвал своего отца «придурком» как раз в тот момент, когда отец на своей машине подъезжал к гаражу. Отец не вышел из машины, наоборот - он заехал на лужайку и стал гоняться вокруг дома за насмерть перепуганным сыном, пытаясь переехать его. В обычных условиях отец был вполне вменяемым человеком, но его экстремальное поведение в этом конкретном случае привело к отщеплению раненого Я в сознании напуганного сына. Раненое Я сына было тесно связано с интернализованным воспоминанием о непредсказуемом и вспыльчивом отце, которого он боялся. Когда моего пациента «навещали» воспоминания о его ныне покойном отце и его вспышках ярости, ему в голову часто приходили мысли о самоубийстве. В сущности, этот интернализованный отец пытался снова убить его. Сейчас, спустя двадцать лет, мой пациент поймал себя на том, что точно так же жестоко обращается со своим сыном; он перенял роль своего покойного отца, а его сын, в свою очередь, выстраивал гигантских размеров раненое Я в ответ на вспышки гнева моего пациента. Обнаружив в себе те же черты, которые он ненавидел в своем отце, мой пациент решил обратиться за психологической помощью. Такая манера поведения свойственна жертвам домашней жестокости и является одним из важнейших признаков этой проблемы. Жестокость и надругательство, которому в прошлом подвергались дети в семье, становится неотъемлемой частью их внутренней структуры, наполняя их страхом и злобой. Функции и проявления раненого Я Ребенок (а впоследствии и взрослый), которому приходится изолировать большое количество негативных воспоминаний об обидах, получаемых от родителей, и формировать из них раненое Я, балансирует на лезвии бритвы. Любое, самое незначительное огорчение может спровоцировать внезапное проявление раненого Я. Это частичное Я мгновенно занимает доминирующее положение, вызывая резкую смену настроения. Раненое Я не обязательно подразумевает саморазрушающую ненависть или оборонительную агрессию по отношению к окружающим. Оно может проявляться как неожиданное погружение в глубокую бездну разочарования и обиды. Сторонний наблюдатель, не ведая ничего о внутреннем мире личности с пограничным состоянием психики, может не на шутку испугаться, обнаружив, что в теле его собеседника вдруг очутился совершенно незнакомый человек: Сэнди пришла ко мне на консультацию вместе со своим приятелем, Джеком, чтобы я убедил его быть более чутким к ее потребностям. Когда-то Сэнди участвовала в конкурсе «Мисс Америка» и вышла в финал. В свои 35 она выглядела по-прежнему потрясающе. Несмотря на ослепительную красоту, Сэнди не удавалось поддерживать отношения с мужчинами дольше нескольких месяцев, потому что она в них неизбежно разочаровывалась. По ее подсчетам, начиная с 20 лет у нее было по три-четыре романа в год. Своего теперешнего приятеля она привела ко мне потому, что она решительно не хотела снова отправляться по барам и спортзалам в поисках «живого мяса», как она называла мужчин. Она чувствовала, что Джек был довольно умен, не ровня ее бывшим поклонникам, поэтому отношения с ним были весьма перспективными. Сэнди считала себя абсолютно нормальной, и ее нисколько не волновал тот факт, что за последние пятнадцать лет никто из ее партнеров, коих насчитывалось порядка шестидесяти, так и не смог оправдать ее надежд. Джек был любезным и привлекательным мужчиной, которого, очевидно, больно задевали грубые обвинения Сэнди. Так, например, он рассказал о конфликте, произошедшем между ними в день ее рождения. Он знал, как сильно она может расстроиться, если что-то в этот день будет не на высшем уровне. Он заказал лимузин с водителем, который должен был доставить их в самый шикарный ресторан, и подарил Сэнди букет из двенадцати желтых роз. Увидев желтые розы, Сэнди страшно рассердилась на Джека, потому что именно такой букет был у нее в руках в тот день, когда титул «Мисс Америка» достался другой. Потом она не одобрила его выбор ресторана, оставшись недовольной тем, что официант был недостаточно приветлив. К концу вечера Джек мысленно клялся больше никогда и никуда с ней не ходить, а Сэнди тихо страдала, убежденная в его нечуткости. Из ее рассказов о детстве я узнал, что в ее год и три месяца у нее появился младший брат, и так как у него были проблемы со здоровьем, все внимание родителей сосредотачивалось на нем. а Сэнди оказалась отодвинутой на второй план. С тех пор Сэнди чувствовала себя если не физически. то эмоционально одинокой. В детстве Сэнди была очень капризной, ей никто не мог угодить. Такая капризность типична для многих форм расстройств личности, являясь результатом глубочайшего разочарования в способности родителей утешать ребенка и заботиться о нем и отражая внутреннюю агрессивность и пустоту, которые будут преследовать человека всю жизнь. Любое событие, подарок или поступок, имеющий хоть малейший намек на недостаточную чуткость к ее потребностям, напоминал Сэнди о ее детстве, когда ей почти не уделяли внимания. Это активировало ее раненое Я, и печальная история ее бедствий снова воцарялась в ее сознании. Ее физическая красота привлекала к ней нескончаемые вереницы поклонников, мужчин, которые были готовы на все. лишь бы добиться ее расположения. Но неосознанная (и непризнанная ею) сосредоточенность Сэнди на своих детских разочарованиях обрекала все попытки построить отношения на неудачу. Ей было достаточно малейшего повода, чтобы обвинить мужчину в недостаточном внимании к ней и вернуться в состояние раненого Я. Появление расщепленного раненого Я становится непреодолимым препятствием на пути развития серьезных отношений, потому что на каждого нового знакомого подсознательно перекладывается ответственность за все неосознанные обиды из прошлого. Сэнди представляет собой типичный пример серьезно нарушенной личности, которая категорически отрицает, что родители покинули ее, и яростно защищает их «хорошие” качества. И при этом она бесконечно далека от осознания того, что источником, питающим океан ее неудовлетворенных потребностей, было се детство, полное обид и разочарований. Рвение, с которым Сэнди бросается на защиту своих родителей, аналогично оправдательной позиции, занимаемой женщиной по отношению к избивающему ее партнеру. Это очень точный прогностический признак, свидетельствующий о том, что пациентка старается сохранить «полностью положительный” образ своего агрессивного партнера. Такая яростная защита зачастую демонстрируется пациенткой при первом контакте с психотерапевтом, потому что она боится потерять единственное, что ей жизненно необходимо. - своего партнера. Если же психотерапевт осмелится заметить. что ее отношения с партнером безнадежны, пациентка увидит в этом угрозу своему существованию. Мнение, высказанное психотерапевтом, может спровоцировать расщепление Я пациентки, приходящей в ужас при мысли о возможном расставании с партнером. Она с удвоенным рвением будет подавлять все негативные воспоминания своего раненого Я, тем самым усложняя, а иногда и вовсе делая невозможной работу психотерапевта. Еще одна черта раненого Я, о которой я упоминал, но пока еще не касался в подробностях. - это гиперчувствительность к реальной или воображаемой критике со стороны окружающих. Раненое Я наполнено воспоминаниями о критике, неодобрении, унижении, поэтому оно всегда начеку, готовое отражать любые внешние атаки. Одна из стратегий, которой пользуются как мужчины, так и женщины с неблагополучной историей развития, является неистовое стремление достичь вершин совершенства во всем, чтобы не к чему было придраться. У женщин оно может выражаться в бесконечном стремлении быть идеальной матерью, иметь образцовый дом, а если они получают образование, то быть непременно отличницей. Мужчины, использующие независимый шаблон повеления, предпочитают держать свое раненое Я на коротком поводке. Многие из них прячутся от своего раненого Я, играя роль «экспертов во всем». Те из них, которые выходят за рамки действительности, выстраивая защитные фасады своей личности, удостаиваются диагноза нарциссическое расстройство личности, потому что взлелеянное ими Я становится напыщенным и нереалистичным. Вторая половинка Я женщины-жертвы: надеющееся Я Теперь, когда мы разобрались с раненым Я. пора переходить ко второй части Я, которую Фейрбейрн называл «либидное Эго». Я снова изменил терминологию Фейрбейрна и обозначил это частичное Я как надеющееся Я, чтобы не путать понятие Эго с понятием Я. По моему мнению, надеющееся Я и ассоциированный с ним «возбуждающий объект» могут считаться самыми важными психологическими конструктами, созданными Фейрбейрном, потому как именно эти внутренние структуры побуждают личность возвращаться к отвергающему их объекту. Если быть более точным, надеющееся Я обиженной женщины способно видеть только часть образа своего обидчика, причем исключительно его хорошую часть. Такое неполное видение своего партнера убеждает женщину, что она будет в безопасности, вернувшись к нему, даже если всего несколько дней назад он она была им жестоко избита. Тот факт, что Джанет продолжала верить, будто ее партнер - прекрасный человек, свободный от недостатков, даже когда ноги ее сплошь покрыты синяками от его побоев, свидетельствует о том, что надеющееся Я слепо и глухо к негативным аспектам агрессивного объекта. Фейрбейрн понимал ожидание и возбуждение, охватывавшее обделенного ребенка при мысли о том, что. в конце концов, у него таки будет добрый родитель, поэтому образ родителя в детском восприятии при подобных условиях он назвал «возбуждающим объектом». Возбуждение берет начало в обещаниях, даваемых родителем ребенку, обещаниях заботиться, поощрять и любить его. Родитель является носителем надежды для ребенка не только в силу своей родительской «должности». Возбуждающий объект является частью родителя, к которой привязано надеющееся Я, точно так же, как раненое Я привязано к отвергающей стороне родителя. Каждый ребенок, за исключением тех, кто был полностью лишен родительской заботы, может припомнить моменты, когда мать утешала или эмоционально поддерживала его. Действительность. в которой обычный родитель слишком редко позитивно реагирует на запросы ребенка, готовит почву для формирования второго частичного Я. Эти крохи позитивных реакций частично удовлетворяют первичные потребности и дают надежду на то, что будущее принесет с собой еще больше поощрения. Обделенный ребенок также дополняет обещания родителей своими фантазия” ми и неосуществимыми мечтами. Ценные воспоминания о заслуженных поощрениях или потворстве детским желаниям, умноженные на надежды и мечты, встраиваются в восприятие родителя как возбуждающего объекта. Если родитель или другой объект воспринимается как возбуждающий, надеющееся Я занимает доминирующую позицию. Трудно определить, что первично: восприятие ли объекта в качестве возбуждающего или же восприятие своего Я как «надеющегося”. Совершенно ясно, что они всегда неразрывно связаны: то есть если объект вое п ринк мается как возбуждающий, то надеющееся Я доминирует. Если надеющееся Я является доминирующим в женщине, подвергающейся агрессии. то жестокий, агрессивный и угрожающий ее жизни партнер трансформируется в привлекательного для нее мужчину, способного любить. Частичное Я видит в агрессивном объекте мужчину, с которым связаны надежды на полное удовлетворение всех потребностей. Защитный механизм расщепления хранит эти преувеличенные фантазии отдельно от огромного вороха воспоминаний о пренебрежении, унижениях и побоях, который тлеет в раненом Я. Я снова хочу вернуться к истории Джанет, чтобы показать, как надеющееся Я может заменить раненое Я, когда женщина-жертва применяет защиту-расщепление. Я был так расстроен, увиден ее непосредственно после инцидента с ее приятелем, что потребовал от нее обещания немедленно расстаться с ним, прекрасно сознавая, что это требование выполнить невозможно. В Джанет доминировало ее раненое Я, потому что она только что подверглась физическому насилию. Мое требование расстаться с партнером укрепило ее негативное восприятие партнера, тем самым делая доводы ее собственного раненого Я более чем весомыми. Поддержка извне придала негативным чертам ее партнера более яркую окраску, но вместе с тем ближайшая перспектива не сулила ничего, кроме вероятности остаться в одиночестве. Такой парадоксальный ход мысли является основным препятствием, с которым приходится сталкиваться при работе с женщинами, страдающими от домашнего насилия. Если сеанс психотерапии следует сразу за инцидентом, раненое Я пациентки набирает достаточно энергии для того, чтобы она могла всерьез задуматься о расставании со своим обидчиком. Однако о расставании не может быть и речи, ибо сама мысль о разлуке вселяет в нее панический страх одиночества. Превалирующий страх остаться одной возрождает надеющееся Я, у которого есть своя точка зрения на отношения с жизненно необходимым партнером. Именно это и произошло с Джанет, паника активировала расщепление, которое было уже хорошо знакомо ее внутреннему миру, и ее партнер-агрессор в ее глазах мгновенно преобразился в возбуждающий и безупречный объект. Расщепление задвинуло подальше воспоминания о недавних побоях, они были надежно спрятаны в раненом Я. Восприятия и эмоции, испытываемые Джанет после включения защиты-расщепления, когда раненое Я уступило место надеющемуся, принадлежали уже другой Джанет, из другого мира, с другим взглядами. Возвращение надеющегося Я в доминирующее положение становится огромным облегчением для человека, долго наблюдавшего за собой с полиции раненого Я. Надеющееся Я не только воспринимает объект как возбуждающий, собственное Я тоже начинает восприниматься как «хорошее». Поэтому как взрослые, так и дети изобретают разные способы удержания надеющегося Я в доминирующем положении. Действуя с позиции надеющегося Я, человек не страдает от ощущения своей ничтожности, которое преследует его под властью раненого Я. Надеющееся Я - это состояние частичного Я. которое Карл, Сэнди. Джанет и Дженифер стараются поддерживать большую часть времени бодрствования. Без надеющегося Я вся эта четверка до скончания жизни погрузилась бы в депрессию, самоуничижение и отчаяние. Способы укрепления надеющегося Я Как можно легко догадаться, ни ребенок, ни взрослый не согласятся находиться во власти своего раненого Я, если можно этого избежать. Надеющееся Я - это противоядие от отчаяния и боли, причиняемых раненым Я, поэтому обделенные дети и взрослые изобретают специальные способы стимуляции и укрепления своего надеющегося Я. Пока им удается удержать надеющееся Я в доминирующем положении, отщепленное раненое Я будет оставаться в подсознании. В процессе взросления у ребенка накапливается огромный багаж неудовлетворенных потребностей. Десятилетнему ребенку придется справляться не только с грузом потребностей, не реализованных в раннем детстве, с рождения и до 5 лет, но и все последующие потребности, проигнорированные родителями с 5 до 10 лет, тяжкой ношей лягут на детские плечи. Постоянно накапливающаяся потребность в родительском внимании заставляет ребенка все время держать в голове воспоминания о возбуждающем объекте, матери или отце. Это очень важный психологический момент, ведь эти (несбыточные) надежды и фантазии о родителях помогают ребенку справиться с ощущением совершенной безнадежности. Ребенку приходится, по необходимости, после школы возвращаться в дом, где его обижают и где никому нет до него дела, потому что ему/ей больше некуда идти. Если же ребенку удается сфокусировать внимание на возбуждающих аспектах, связанных с родителями, используя расщепление и подавляя пугающие/ неприятные воспоминания, то он/она может спокойно и почти без опасений возвращаться домой, как ни в чем не бывало. Женщина, страдающая от агрессии своего партнера, так же ранима и зависима, так же боится одиночества, как и обделенный вниманием ребенок (каким она и была в детстве). Зачастую она оказывается изолированной от друзей и других источников поддержки, потому что этого требует ее ревнивый партнер, бесцеремонно вторгающийся в ее жизнь. Острая потребность в партнере вынуждает ее прилагать все усилия, чтобы надеющееся Я оставалось доминантным и скрывало от нее реальность, в которой она боится возвращаться к своему партнеру-садисту, точно так же. как ребенок прикрывается, как щитом, своим надеющимся Я от той реальности, в которой родителей стоит опасаться. Подавляемая своим партнером женщина постарается отделить воспоминания об обидах и запереть их в раненом Я, потому что такие воспоминания губительны для отношений, в которых она целиком зависит от мужчины. Она будет всячески поддерживать те воспоминания, которые относятся к надеющемуся Я, чтобы избежать этой ситуации. Например, одна пациентка, которую систематически избивал ее агрессивный параноик-муж, всегда брала с собой на сеансы психотерапии свои свадебные фотографии. Она не могла позволить окрепнуть своему раненому Я, потому что малейший намек на расставание с мужем доводил ее до истерики. Если все же до ее сознания доходило, насколько ужасающие вещи происходят сейчас в ее жизни, она тут же меняла тему разговора, снова упиваясь видом молодой прекрасной пары на фотографии, постоянно напоминая себе, как счастливы они были в начале своей супружеской жизни. Для поддержания своего надеющегося Я в доминирующем положении эта пациентка полагалась на переходный объект (transitional object), который должен был поддерживать несбыточные фантазии ее надеющегося Я. Обычно термин переходный объект используется применительно к детской психологии. Переходным объектом для ребенка становится какой-либо предмет, который можно повсюду носить с собой, например, знакомое с младенчества одеяльце, в которое кутается испуганный ребенок, или любимая мягкая игрушка, смягчающая переход от абсолютной зависимости от родителей к возрастающей самостоятельности. Старое одеяльце, которое ребенок везде таскает за собой, впитало запахи маминых духов, мыла, пролитой на него еды и другие возбуждающие ароматы. Эти запахи связаны в памяти ребенка с позитивными взаимодействиями с матерью, и такие успокоительные воспоминания дают ему возможность дальше познавать мир, не испытывая потребности постоянно возвращаться к ней за поддержкой. Обделенному ребенку не только приходится прятаться от отщепленных негативных воспоминаний, но и беречь в целости и сохранности те немногие позитивные воспоминания, которые у него остались. Переходные объекты выступают в роли поддержки слабой «команды» позитивных воспоминаний и позволяют надеющемуся Я сохранять превосходство над раненым Я. С возрастом проблема не исчезает, потому что воспоминания о родительской поддержке и любви все так же необходимы человеку, чтобы не впасть в отчаяние. Многие из взрослых, страдавшие в детстве от недостатка родительской любви, окружают себя памятными вещицами, ассоциирующимися с родителями. Иногда взрослые, чье детство нельзя назвать счастливым, тем не менее, прикладывают невероятные усилия, чтобы владеть одеждой или другими памятными артефактами, ранее принадлежавшими их родителям - тем родителям, которые испортили им все детство. И такие случаи - совсем не редкость. Особенно ценятся такие символы семейной жизни, как свадебное платье матери, военная форма отца, обручальные кольца или другие вещи, пробуждающие позитивные воспоминания или фантазии. Одежда как класс вообще является одной из самых сильнодействующих разновидностей переходных объектов, потому что она физически соприкасалась с потерянным родителем. Один мой бывший пациент, отец которого часто бил и унижал его, после смерти отца все его костюмы перешил на себя. Эти костюмы были очень сильными переходными объектами, поддерживающими в нем память об отце, таком необходимом, но всегда разочаровывавшем его. Агрессивность и злобность отца не позволяла сыну чувствовать какую-либо привязанность к нему, пока он не надевал один из отцовских костюмов. И снова мы пришли к центральной дилемме, с которой приходится сталкиваться обделенному ребенку: чем меньше родительской любви он получает, тем больше в ней нуждается, и эта потребность с годами только возрастает. У женщины, которую угнетает ее партнер, эта потребность в заботливых родителях, которых у нее никогда не было, переносится на мужчину, которому теперь предстоит выступать в роли ее родителя. Самый впечатляющий пример борьбы несчастного ребенка за переходный объект встретился мне, когда меня попросили выступить в роли посредника между тремя «взрослыми» братьями, боровшимися за право владения автомобилем: Три брата, недавно похоронившие своего отца, решили прибегнуть к помощи посредника в разрешении спора, разгоревшегося вокруг наиболее символичного стимулирующего объекта, принадлежавшего их отцу - кабриолета «Бьюик». Эта машина была его визитной карточкой. Старший брат тайно от остальных спрятал машину в одному ему известном месте сразу после смерти отца. Среднего и младшего братьев это привело в бешенство, и они решили компенсировать потерю столь ценного для них переходного объекта, приобретя у торговца редкими автомобилями два кабриолета «Бьюик» 1955 года выпуска, полностью идентичных тому, на котором ездил отец. Несмотря на то, что теперь у всех были одинаковые машины, средний и младший братья продолжали поиски «общего наследства» в образе той оригинальной машины, в которой ездил их отец. Когда я познакомился с историей их семьи, то узнал, что их отец, греческий иммигрант, был грубым, эгоцентричным и до крайности неуступчивым человеком. Он был владельцем и управляющим ресторана и заставлял своих сыновей-школьников работать сверхурочно. Он подчинял себе и контролировал всех членов семьи, а когда старший сын заявил о своем желании поступить в колледж, находившийся в другом штате, отец устроил скандал. Победа осталась за отцом - он просто отказался платить за обучение. Сын отступил, остался дома, испытывая некое упадническое удовольствие от того, что теперь отец платит за его обучение в местном колледже. Никто из сыновей не дождался похвалы от отца, какими бы выдающимися ни были их достижения, а их пожелания взять на себя больше обязанностей в бизнесе всегда натыкались на отказ. Отец всю жизнь очень плохо обращался с матерью, которая скончалась гораздо раньше его, и, судя по отзывам сыновей, для нее смерть стала долгожданным освобождением из-под гнета мужа-тирана. Несмотря на все негативные высказывания в адрес отца, все трое братьев изначально идеализировали его. оправдывали его крутой нрав и считали, что его жесткость была очень полезна для их «развития”. На самом деле, все трое были эмоционально недоразвиты; ни один из них не женился, они боялись и презирали женщин, глубоко убежденные в собственной неполноценности, не способные построить свою собственную жизнь. С профессиональной точки зрения это был трудный случай, мне стоило большого труда отвлечь их внимание от наследства их почившего отца и перенести фокус на более обширную проблему их общего внутреннего одиночества и компенсаторной потребности в переходных объектах. Это всего лишь один из подобных случаев, которых я встречал немало за все годы моей практики. Взрослый человек, развитие которого проходило не совсем благополучным путем, вынужден привязываться к переходным объектам, которые бы наполняли и оживляли его интроективно бедный внутренний мир, помогая надеющемуся Я удерживать доминирующую позицию. Лишенные семейных артефактов, такие пациенты снова оказываются зажатыми в беспощадных тисках своего раненого Я. Не имея под рукой переходных объектов, которые могли бы служить вещественным доказательством существования положительных эмоций, взрослый человек родом из несчастливого детства обречен помнить лишь болезненные моменты своего прошлого. Переходные объекты всегда ассоциируются с приятными (и поддерживающими) детскими воспоминаниями. Хотелось бы мне посмотреть на взрослого человека, берегущего как зеницу ока, например. ремень, которым отец в детстве порол его. Взрослые, выбирая себе переходный объект, надеются, что он поможет им оживить воспоминания о любящей семье, которой у них на самом деле никогда не было. Надеющееся Я и искажение реальности Надеющееся Я не отражает действительность, потому что не имеет доступа к подавленным воспоминаниям о равнодушии и невнимании, а также потому, что оно приукрашает и искажает те немногие приятные события и взаимодействия, которые случались в детстве. Самый невероятный случай полного искажения реальности встретился мне. когда я работал с пациенткой, жестоко отвергнутой своим отцом, на тот момент жившим в Канаде. Моя пациентка время от времени писала ему или звонила, несмотря на то. что он всегда нещадно критиковал ее. но безумно гордился ее братом. Инициатором общения всегда выступала моя пациентка, она всегда звонила первая он никогда не делал ответных жестов, сам никогда не звонил и не отвечал на ее письма. Спустя некоторое время после начала курса психотерапии мою пациентку стали беспокоить навязчивые ночные звонки. Звонивший ничего не говорил, просто вешал трубку, как только слышал ее голос. Ее эти звонки не очень беспокоили, они были ей даже приятны, потому как ее склонное к беспочвенным фантазиям надеющееся Я представляло, что это звонит отец, чтобы проверить, дома ли она! Хотя тому не было никаких доказательств, более того, все факты указывали как раз на обратное, но надеющееся Я моей пациентки искажало реальность и внушало ей мысль, что это именно отец наконец-то проявил к ней интерес. Массу примеров искажения реальности мы еще неоднократно встретим в историях женщин, которые сносят побои и оскорбления от своих мужчин и, гем не менее, возвращаются к ним снова и снова, находясь в плену желаний и фантазий, услужливо предлагаемых надеющимся Я. Надеющееся Я - это психологический механизм, позволяющий женщине, ставшей жертвой агрессии своего партнера, вновь и вновь возвращаться к нему, забывая о своем страхе. Читатель может усомниться в том. что человек в здравом уме захочет и сможет вернуться без опаски к тому, кто стал причиной его страданий. Но расщепление именно потому является незаменимым инструментом, что оно способно вовлечь нормального, на первый взгляд, человека в высшей мере разрушительные для него отношения, лишив при этом малейших опасений за свое будущее. Друзья и родственники пострадавшей женщины видят и осознают опасность, а сама она. находясь во власти расщепленного Я. ничего не замечает. Надеющееся Я исполнено ничем не подкрепленного оптимизма по поводу своего будущего, который не могут затмить гнетущие воспоминания о прошлых неприятностях. Когда человеком движет именно эта часть Я, все воспоминания о боли и обидах отщепляются и подавляются, становясь недоступными для сознания. Надеющееся Я далеко от реальности, потому что оно питается раздутыми фантазиями о том. что обидчик сможет дать любовь, необходимую для заполнения внутренней пустоты, оставшейся с детства. Такое состояние Эго доставляет людям с пограничными расстройствами психики бесконечные проблемы, ослепляя их и заставляя циркулировать в безнадежных отношениях, раз за разом искренне удивляясь. что они попадают в одну и ту же ловушку. Я снова хотел бы вернуться к истории Дженифер, студентки, выгнанной из дома своей матерью и снова вернувшейся, поддавшись голосу своего надеющегося Я. Этот пример показывает, какими хрупкими бывают отношения, построенные с позиций далекой от реальности части Я. Дженифер и ее мать наслаждались трехдневной идиллией, неожиданно прервавшейся, когда мать подслушала телефонный разговор Дженифер с ее приятелем. Девушка обсуждала со своим другом романтический сценарий их следующего свидания. Мать пришла в дикую ярость и начала орать на Дженифер, когда та еще не успела повесить трубку. Дженифер тоже не замедлила перейти на повышенные тона, они заголосили дружным дуэтом, а надеющееся Я Дженифер ушло с поля боя, сдав позиции раненому Я. тут же бросившемуся на борьбу с отвергающим объектом, то есть с матерью. Дженифер снова выгнали из дома и запретили когда-либо возвращаться. Все наивные надежды и избитые жизненные установки, вроде той ее коронной фразы «кровь гуще воды», снова погрузились в глубины надеющегося Я. К ней снова вернулся се циничный и ожесточенный настрой, типичный для раненого Я. Наивное надеющееся Я может развиться только в людях, жестоко разочаровавшихся в своих ранних детских объектных отношениях. Нормальный человек не может так вдруг применить защиту-расщепление. чтобы закрыться от разочарований в существующих на данный момент отношениях. Психически здоровый человек прекращает отношения, если низкое поведение или незаслуженный отказ исходят от объекта его желания. Человек с развитым механизмом расщепления ведет себя совершенно иным образом: сталкиваясь с отказом со стороны огорчающего объекта, он просто активирует встроенную защиту и скрывается под ней от тех неприятных черт объекта, которые представляют угрозу для их дальнейших отношений. Отношения, ведущие в никуда: коллапс надеющегося Я Элеанора Армстронг-Перлман, о которой я упоминал в третьей главе, описывала свой опыт работы в психиатрической лечебнице (Armstrong-Perlman. 1991). Она заметила, что многие из вновь поступивших пациентов страдали от психологического коллапса после разрыва отношений. Ей было ясно, что отношения, о которых рассказывали эти пациенты, не имели будущего. Однако самим пациентам так не казалось, они не могли поверить, что эти отношения безнадежны, потому что доминировавшее надеющееся Я не видело негативных, отталкивающих черт столь желанных личностей. Армстронг-Перлман использовала модель Фейрбейрна для анализа поведения таких пациентов, и ей удалось выяснить, что они накладывали фантазии, генерируемые своим надеющимся Я. на негативные и враждебные проявления своих желанных объектов: Партнер, с которым пришлось недавно расстаться или с кем неминуемо придется расстаться в ближайшем будущем, являлся объектом желания. Отношения с ним делали жизнь пациента «настоящей». Но, слушая историю этих отношений, поражаешься неведению пациентов. Выбор такого партнера кажется патологическим или извращенным. Множество признаков указывает на то, что избранник неспособен на взаимность, любовь и не готов ответить на чувства так, как от него ожидают. Пациент преследует очаровавший, но отталкивающий его объект, возбуждающий, но разочаровывающий. Возможно, в начале отношений объект дал повод для надежды, но не оправдал ожиданий. Отказ заставлял желать его расположения с удвоенной силой, но объект желания ускользает, он эфемерен, кажется, вот он совсем рядом, только протяни руку, но поймать его невозможно (Armstrong-Perlman, 1991:345). Наблюдения Армстронг-Перлман совпадают с моим клиническим опытом в том, что власть надеющегося Я над внутренним миром обиженной женщины огромна. Надеющееся Я подавляет всю негативную информацию о партнере, который издевается над ней. и прячет ее так тщательно, что пациентка ничего не помнит о предыдущих побоях. Даже доводы психотерапевта вместе с очевидным пренебрежением со стороны партнера-тирана нс являются для пострадавшей достаточно убедительным доказательством того, что она добивается расположения человека, не способного и не намеренного удовлетворять ее потребности. Армстронг-Перлман заметила, что такие пациенты ведут себя совершенно нормально, не испытывая проблем с самоидентификацией, но только до тех пор, пока в них жива надежда, что возбуждающий объект в принципе может испытывать к ним любовь. Этими пациентами движет «стремление к любви*, сформировавшееся еще в детстве и сохранившееся в надеющемся Я. Психологический коллапс личности происходит с ними тогда, когда все несбыточные фантазии перечеркиваются грубой реальностью, в которой не существует объекта, способного удовлетворить их желания. |
Похожие:
 |
Уважение Доктор Эггерих Эмерсон Оглавление Введение. Одной любви... Приложение А. Словарь любви и уважения: напоминает что говорить, делать и думать, чтобы в вашем браке царили любовь и уважение |
 |
Воспитание ненасилием в семье Ребёнок – Человек! Этот маленький человек нуждается не в окрике и наказании, а в поддержке и мудром совете родителей, не в жестоком... |
|
Сердце России Кареткин Юрий Александрович Главные герои романа офицер Генерального Штаба капитан-лейтенант Илья Синельников, двадцати пяти лет от роду, и семнадцатилетняя... |
|
Информационные технологии в управлении Любая модель… есть иллюзия, которую личность воспринимает как реальность, оживляя ее своим воображением |
|
Книга раскроет для вас таинственную формулу любви. Если ваша любовь не взаимна, любовь-ли это? В своей новой книге Валерий Синельников познакомит вас с эффективной стратегией словесного кодирования на успех, здоровье и благосостояние,... |
|
Дмитрия Зимина "Династия" Дбз Бог как иллюзия / Ричард Докинз; пер с англ. Н. Смелковой. М.: Издательство КоЛибри, 2о 560 с. Isbn 978-5-389-00334-7 |
|
Инструкция Похожа на итальянку. Появление Ирины на сцене сопровождается музыкальной темой любви из балета Е. Глебова «Альпийская баллада» |
|
Оглавление История повторяется в любви и на войне: фрактальные предостережения о будущем Глава 6: Еще раз о конце времени: что нас ждет? |
|
Тому, без кого не было бы этой книги, так как не было бы любви, поддержки и ребенка |
|
Тому, без кого не было бы этой книги, так как не было бы любви, поддержки и ребенка |
|
Тому, без кого не было бы этой книги, так как не было бы любви, поддержки и ребенка |
|
Любви в «Мастере и Маргарите» В обзор вошли все журналы (№3/2014) и газета «Первое сентября» (№ №3, 4) за февраль 2014 г |
|
Новости Конференции (предстоящие и прошедшие) Поздравляем вас с наступающими праздниками. Желаем вам и вашим семьям всего хорошего в наступающем году – счастья, здоровья, любви... |
|
Всем встреченным мною Людям с Любовью посвящается… Признаюсь в Любви и вдохновенно благодарю моих Родителей, полюбивших друг друга и через Любовь давших мне Жизнь – величайшую драгоценность... |
|
Пояснительная записка Независимо от происходящих в обществе перемен,... Государственное бюджетное общеобразовательное учреждение Самарской области основная общеобразовательная школа №6 |
|
Жизнь полная любви посланни кправдивая история про любовь Если вы человек, перелистывающий множество книг в поисках того, что позволит продвинуться вперёд, то в этой книге вы найдёте то,... |