 Глава 1 Земля наша сибирская
Вместо предисловия
В начале 2006 года на мой адрес пришло письмо из далекой Югры от заведующего музеем Октябрьской школы, которую я окончил полвека назад. Начиналось оно словами: «Если Вам хочется хоть ненадолго возвратиться в детство, вспомнить о школьных годах, встретиться с одноклассниками и учителями – мы можем Вам помочь…»
Я с удовольствием откликнулся на это приглашение. Так состоялась моя поездка в Сибирь на юбилейный вечер выпускников средней школы в Октябрьское на реке Оби, в далекой Югре. При встрече со школьными друзьями, посещении местного краеведческого музея появилась мысль написать воспоминания о времени, проведенном на могучей сибирской реке Оби, в честь которой был назван знаменитый корабль – бывший флагман советской антарктической экспедиции – дизель-электроход «Обь», совершивший двадцать походов к берегам Белого континента, и где мне посчастливилось служить.
Я не ставил перед собой задачи рассказать историю Обского Севера, а пытался показать людей этого прекрасного края, который в конце двадцатых – начале тридцатых, а потом в сороковые годы прошлого столетия являлся местом ссылки народов России, очутившихся в водовороте большевистских реформ, породивших не только братоубийственную Гражданскую войну, но и человеконенавистническую идеологию классовой борьбы, обернувшейся новыми многочисленными жертвами. В результате произошел раскол общества на своих и чужих, ставших впоследствии изгоями, для которых север реки Обь превратился в обетованную землю, а для их детей и внуков стал малой исторической родиной.
Вспоминая…
Вот где нам посчастливилось родиться, Где на всю жизнь, до смерти мы нашли Ту горсть земли, которая годится, Чтоб видеть в ней приметы всей земли.
Константин Симонов
Трудно садиться за мемуары, обращаясь к воспоминаниям детства и юности по прошествии более полувека. Однако не судите меня строго, я попытаюсь упорядочить их, опираясь, как на вехи, на воспоминания, связанные с наиболее интересными случаями и эпизодами своей жизни, начиная с раннего детства.
Родился я в 1939 году на берегу могучей сибирской реки Обь, в бассейне которой находится богатейший углеводородами район России, его по праву можно было бы назвать «сибирским Клондайком».
В пору моего детства это был глухой, полудикий край. За время советской власти название региона менялось трижды. В конце двадцатых годов прошлого века он назывался Остяко-Вогульским национальным округом Омской области, позже именовался Ханты-Мансийским национальным округом, но уже Тюменской области, а конце прошлого века стал Ханты-Мансийским автономным округом – Югра и обрел статус субъекта Российской Федерации. Район же, расположенный в сибирской глубинке на древней Югорской земле между Ханты-Мансийском и Березовым, соответственно назывался Кандинским, затем Микояновским, а позже Октябрьским, с административным центром в одноименном поселке. Кроме залежей углеводородов край богат ценными промысловыми видами рыб, пушниной и лесом. Эти земли в XV–XVI веках принадлежали племенам хантов и манси, создавшим Кодское княжество. После похода дружины Ермака и покорения Сибири в конце XVI века здесь возникло крепостное казачье укрепление Кодек с деревянной церковью – первое русское поселение в этом крае. В 1653 году в Кодеком городке грамотой царя Алексия Михайловича был учрежден Кодский Троицкий монастырь, главным монастырским храмом которого являлась деревянная церковь во имя Живоначальной Троицы с шатровым покрытием, двумя приделами и небольшой бревенчатой оградой. И только в 1844 году на Обском Севере открылась первая школа.
Поселок Октябрьское
Но вот к власти пришли большевики, началась коллективизация и «раскулачивание» крестьян. Деды мои были репрессированы и вместе с детьми сосланы «из Сибири в Сибирь». Место поселения не было обозначено и выбрано, по сути дела, случайно: замерзающий конвой, сопровождавший ссыльный обоз в февральские морозы по студеной промерзшей Оби, был вынужден дать команду остановиться, валить дикий лес и рубить из него сибирские хаты. По рассказам старожилов, после вырубки леса оставались крепкие пни, уборка которых производилась через раскорчевку – самый тяжелый ручной труд. От такого непосильного труда и недоедания погибли многие переселенцы. В первую очередь строилась комендатура, затем бараки, больница с магазином и школа. Так, наверное, образовывался не только поселок Заречное, где я родился, но и другие многочисленные поселения ссыльных и «раскулаченных» крестьян.
Мой дед по отцовской линии Сергей Иванович Утусиков после окончания империалистической войны и революции, будучи сибирским казаком, возвратился домой в Курганскую губернию, где проживали все его родственники. Вернувшись на родину, занялся обычным крестьянским трудом.
В деревне к этому времени остались одни лишь старики да дети. При наступлении Красной армии адмирал Колчак объявил мобилизацию мужского населения, и деду пришлось формировать полк. Однако, как старый вояка, дед, видя явный перевес наступающих и понимая бессмысленность братоубийства, сдал полк красным. По логике вещей такой поступок казака должен был быть зачтен большевиками. Но по доносу «соседей-доброжелателей» дед был арестован органами НКВД. Этот арест положил начало последующим мытарствам, завершившимся потерей третьего, младшего сына, Николая, когда семью отправили по этапу в ссылку. Такие были страшные времена и таковы нравы эпохи большевизма.
Сергей Иванович и Анастасия Васильевна Утусиковы с сыном Дмитрием – отцом автора. 1913 г.
Из ссыльных потом формировали колхозы, занимавшиеся разработкой посевных площадей под овощеводство, а также животноводством и коневодством. Последнее имело особое значение, так как лошадь оставалась основной тягловой силой в земледелии. Помимо этого ссыльные занимались важнейшей для государства работой – заготовками сибирского леса, идущего на экспорт. В конце тридцатых годов, как и по всей стране, здесь, даже среди ссыльных, велась «охота на врагов народа». Аресты происходили обычно по ночам и, как правило, по доносам.
Основным занятием местного населения являлись лесозаготовки. По весне, с началом половодья, заготовленный зимой лес собирался в плоты. Из них формировались так называемые плотоматки, которые затем маломощными буксирами доставлялись из среднего бассейна Оби через Салехард в Новый порт Обской губы, откуда лес вывозился морскими судами на экспорт.
Этим весьма серьезным делом в тридцатые годы довольно успешно занимался мой второй дед по материнской линии – Александр Иванович Симонов, сосланный сюда, как и мы, со всей своей семьей. В подчинении будущего тестя оказался мой отец.
В ту пору при заготовке леса пользовались обычной двуручной пилой, других средств «малой механизации» не существовало. Двуручная пила требовала двух работников, ее часто заклинивало, а это отрицательно сказывалось на производительности труда.
Мой отец Дмитрий Сергеевич приспособил для такой работы тонкую и узкую пилу, называемую «лучковой». Такая пила была сравнительно удобней, а работать с ней мог один человек.
Родители моей матери – Александр Иванович и Екатерина Васильевна Симоновы с сыновьями, Виктором (слева) и Леонидом (в центре)
С ее помощью при определенных навыках можно было легко справиться с бревном любой толщины. За перевыполнение плана лесозаготовок отцу было присвоено звание «стахановца», весьма почетное в молодой советской стране. Отцовское удостоверение «стахановца» до сих пор хранится в нашей семье.
В 1937 году состоялся слет стахановцев в Омске, куда были приглашены и мои родители. За трудовые заслуги отцу вручили почетную грамоту и наградили ценными подарками: патефоном и отрезами на костюмы отцу и матери – Зинаиде Александровне. Патефон в то время был «писком моды» и при тогдашней бедности населения свидетельствовал о «зажиточности» семьи. Через пару лет на свет появилась моя персона. Рождение первенца мои дедушки и бабушки восприняли с восторгом. Через полтора года родилась моя сестра, и родителям пришлось распрощаться с любимым патефоном: его обменяли на корову, молоком которой питались подрастающие чада.
Будущему автору исполнилось 10 месяцев
В конце тридцатых отец окончил курсы трактористов при МТС нашего района, где уже существовала сеть развитых колхозов, занимавшихся промыслом рыбы, разведением скота и земледелием.
Началась Великая Отечественная война, эхо которой вскоре докатилось и до нашего края. Транспортного сообщения в Тюменской области как такового в то время не было. Зимой сообщение между поселками, раскинувшимися на берегах Оби, поддерживалось гужевым транспортом, передвигавшимся по тракту, проложенному по льду реки. После ледохода, с началом летней навигации, доставка грузов и пассажиров осуществлялась старыми колесными пароходами. После национализации они получили имена большевистских вождей: «Ленин», «И. Сталин», «Калинин», «Орджоникидзе», «Микоян» и т. д.
С объявлением мобилизации по стране первыми же пароходами на Оби началась доставка призывников в сборные пункты региона – Ханты-Мансийск, Тобольск и Тюмень, где формировались сибирские дивизии.
Мой отец призывался в армию дважды, но всякий раз попадал под действие так называемой брони. Это был именной список специалистов, оставляемых для работы в тылу и не подлежащих мобилизации. На них возлагалась обязанность обеспечить страну всем необходимым для условий военного времени. В нашей Тюменской области это означало обеспечить выполнение спущенных сверху заданий на поставку леса, зерновых, продуктов животноводства, овощеводства и рыбного промысла.
На обширных посевных площадях колхозов в пойме Оби, обрабатываемых с помощью большого парка техники, принадлежащего МТС, снимали довольно хорошие по тому времени для северных территорий страны урожаи зерновых: ржи, овса, ячменя и даже пшеницы, выращенной в богатом колхозе поселка Каменный, где председательствовал Алексей Власов.
За последние годы многое изменилось в родных местах, и, к сожалению, приходится констатировать, что от прежнего сельского хозяйства Октябрьского района мало чего осталось, для новых хозяев жизни это занятие стало малопривлекательным. Огромные посевные площади безнадежно заброшены. И Октябрьский район, как, наверное, и многие другие районы региона, живет почти на всем привозном, доставляемом сюда по приуральской железнодорожной ветке, проложенной от Екатеринбурга до станции Приобье, что на левом берегу Оби, недалеко от Октябрьского.
Но возвратимся в трудные военные и послевоенные годы моего детства. Двое моих дядей, учившихся в сибирских институтах, с началом мобилизации получили направления в военные училища, а после их окончания были отправлены на фронт. Самый младший – дядя Виктор – учился в Кондинской средней школе. Отношения с ним были наиболее доверительными, с его помощью я сделал первые шаги на лыжах, научился смело съезжать с заснеженных горок рядом с домом дедушки и освоил катание на коньках по льду замерзшей таежной речки Кондинки, впадающей в Обь.
Какое это было беззаботное время! Из репродуктора районной радиосети иногда Сергеевич и мать Зинаида Александровна, слышались военные бабушка Катя, тетка Анфиса, брат Саша сводки, смысл которых (на коленях у мамы) и сестра Валя с трудом доходил до моего детского сознания, а еще раздавались звуки военных маршей и популярных патриотических песен, типа: «…Кони сытые бьют копытами, встретим мы по-сталински врага». Как бы там ни было, даже мы, дети, понимали, что Победа будет за нами. Только не знали мы тогда, какими жертвами оплачены наша свобода и будущее. Понимание этого пришло намного позже.
Мои родители – отец Дмитрий Сергеевич и мать Зинаида Александровна, бабушка Катя, тетка Анфиса, брат Саша (на коленях у мамы) и сестра Валя
Шел 1943 год, и дядя Витя со своими восемнадцатилетними сверстниками ждал наступления лета и окончания учебы в девятом классе школы. Для тех, кто останется в живых, учеба в следующем – десятом – классе возобновится только спустя много лет.
Неотвратимо приближалось лето 1943 года, которого так боялись наши односельчане, готовившиеся к проводам восемнадцатилетних мальчишек на ненавистную войну. Но вот состоялся досрочный выпуск девятиклассников. С окончанием ледохода на Оби прибыл первый пароход, на борт которого поднялись наши как-то сразу повзрослевшие старшие друзья и братья – будущие защитники Отечества. Даже нам, детям, видевшим слезы бабушек и матерей, становилось понятно, что означают проводы этого парохода с его пронзительными гудками, как было понятно, что такое ожидать своих близких и молиться об их возвращении.
После окончания Военно-морского авиационно-технического училища мой младший дядя, Виктор Александрович Симонов, был направлен в полк морской авиации Северного флота, базировавшийся тогда под Североморском в поселке Ваенга. Все родные, особенно дедушка с бабушкой, с нетерпением ждали от него (своего последыша) писем. Иногда он вкладывал в них прекрасные фотографии, на которых были запечатлены он и его боевые товарищи на фоне полярных пейзажей. Сколько в них было романтики, они буквально завораживали наши сердца…
Самым интересным для нас, детей, было появление редкого в ту пору в наших краях самолета. Тогда мы с сестрой начинали неистово бегать и кричать дедушке с бабушкой, что это прилетел наш любимый дядя, но почему-то каждый раз, к нашему великому огорчению, оказывалось, что это не так…
Но все-таки мы дождались этого счастливого момента. В конце лета 1945 года он неожиданно появился в морской форме, здоров и невредим. Мы с сестрой висели у него на шее и визжали от радости и гордости. Но радость не бывает без слез. Незадолго до прибытия любимого дяди скончался наш дедушка – его отец, так и не дождавшийся возвращения сына с войны.
Было просто чудо, что наш любимый дядя Витя вернулся живым. Сколько его фронтовых друзей не вернулись из полетов, остались навечно в пучине Баренцева моря! В землянке 46-го штурмового авиационного Печенгского полка Северного флота, где он служил, висел простой бумажный плакат с девизом: «Бить врага в воздухе по-сафоновски, а на море – по-лунински!» (Борис Сафонов – летчик, Николай Лунин – подводник, оба Герои Советского Союза). Эти слова были наполнены глубоким смыслом для тех, кто сражался с врагом, приближая День Великой Победы.
Этому дяде удалось демобилизоваться только пять лет спустя, после чего он сумел окончить институт и стал заместителем генерального директора завода энергомашиностроения.
После окончания войны возвратились домой и наши старшие дядья, израненные и контуженные, но живые. Обоим посчастливилось дойти до Берлина, а война для них закончилась с капитуляцией милитаристской Японии. Один из них дослужился позднее до генерала, а второй стал директором нашей зареченской школы.
Самый старший брат по материнской линии (в семье, когда их высылали, было шестеро детей) во время войны служил в десантных частях и попал в плен. Вместе с группой товарищей ему удалось бежать из концлагеря, после чего они примкнули к движению Сопротивления в Бельгии и Франции. Там он и сложил свою голову в борьбе с фашизмом, но навсегда остался в нашей памяти.
Большую часть раннего детства я провел у своих бабушек и дедушек, попеременно обретаясь то у одного дедушки в Кондинске, то у другого – в Заречном. Находились эти селения в шестидесяти километрах друг от друга.
|
