Григорий Нехорошев / Настоящий Пелевин: Отрывки из биографии культового писателя
|
Скачать 166.81 Kb.
|
| Григорий Нехорошев / Настоящий Пелевин: Отрывки из биографии культового писателя Писатель Виктор Пелевин настолько долго и умело мистифицировал публику, что среди его юных поклонников даже бытовало мнение, что реального Пелевина не существует, а романы под этим именем пишет или команда авторов, или вообще компьютер. Известный московский журналист Алексей Беляков даже начал свой короткий очерк о писателе в журнале «Огонек» со следующего заявления: «Прежде всего надо условиться: Виктор Олегович Пелевин — вполне реальное существо, проживающее в Чертаново. Так что те, кому больно расставаться с образом виртуального автора «чумовых» романов, могут сразу переходить к чтению последнего из них». Биографические сведения, которые можно найти в интернете на сайте, посвященном творчеству Пелевина, — по большей части блеф, мистификация. В официальных, написанных рукой самого Пелевина автобиографиях указывается порой совсем иное. Вот, например, краткая автобиография, приложенная к заявлению о приеме в члены Союза журналистов России. По правилам тех лет Пелевин собирался вступать в Союз через первичную организацию — а именно, через «первичку» журнала «Наука и религия», где до сих пор и хранятся его документы. «Я, Пелевин Виктор Олегович, родился 22 ноября 1962 года в г. Москве. В 1979 году окончил среднюю школу # 31. В 1979 году поступил в МЭИ, который окончил в 1985 году. В 1987 году поступил в очную аспирантуру МЭИ, где учился до 1989 года. В 1989 году поступил в Лит. институт им. Горького. С 1989 года работал штатным корреспондентом журнала «Face to Face» в течение года. С того же времени сотрудничал с различными газетами и журналами, выходящими в г. Москве. 1 декабря 1993 г.». По словам ответственного секретаря журнала «Наука и религия» Ольги Брушлинской, Пелевин хотел вступить в Союз журналистов в надежде попасть в строительный кооператив СЖ и «решить квартирный вопрос». Средняя английская спецшкола # 31 находилась в самом центре Москвы, на улице Станиславского. Рядом с Пушкинской площадью, за новым зданием МХАТа на Никитском бульваре. Теперь в этом здании очень престижный лицей, а улице возвратили дореволюционное название — Леонтьевский переулок. Школа была элитарная. В нее ходили дети и внуки знаменитостей и больших начальников, проживавших в самом центре Москвы. На класс или два старше или младше Пелевина учились дети знаменитых актеров: Антон Табаков, Миша Ефремов, Саша Басов, дочь цыганского певца Николая Сличенко, сын главного художника Большого театра Саша Мессерер, внук Хрущева Никита, внучатый племянник Сталина Сережа Аллилуев, сыновья заместителя министра внутренних дел СССР Василия Трушина. На два класса старше училась Таня Поляченко, прославившаяся сейчас не меньше автора «Generation П» детективами под псевдонимом Полина Дашкова. Будущий журналист и предприниматель Алексей Трушин часто после школы гулял с Пелевиным по бульварам. «Он очень трогательный был, — вспоминает Трушин. — На тонкой шее была маленькая круглая голова, и он с детства ходил, как сейчас модно, коротко стриженный. В каких-то шапочках дурацких, и куртка «Аляска», тогда модная. В разговорах во время прогулок он придумывал истории. Если сказать, что это нагромождения вранья, то это неточно, скорее — нагромождения фантазии. Такая ахинея, но она соединялась с реальной жизнью, с точкой зрения на преподавателей, на школу». По словам художника Александра Мессерера, мама будущего писателя, Зинаида Ефремовна Семенова, преподавала в этой школе английский. Пелевин знает его в совершенстве. Отец, Олег Анатольевич, был преподавателем на военной кафедре МВТУ имени Баумана. Летом 1979 г. Пелевин поступил в Московский энергетический институт на факультет электрооборудования и автоматизации промышленности и транспорта. Окончив его с отличием, он был 3 апреля 1985 г. «принят на должность инженера кафедры электрического транспорта», а через два года сдал экзамены в аспирантуру. Но диссертацию так и не защитил, поскольку решил сменить род занятий. В середине августа 1988 г. Виктор Пелевин подал заявление о приеме в Литературный институт имени Горького, на заочное отделение. Через пять лет, в декабре 93-го, в беседе с филологом Салли Лэярд, которая приехала в Москву писать книгу о современной русской литературе для издательства Оксфордского университета, Пелевин скажет, что учеба в этом институте ему ничего не дала. «Все студенты института хотели только наладить связи. Сейчас эти связи мне не нужны, и даже как-то странно об этом вспоминать. Связи — это было целью». Во вступительном сочинении Пелевина «Тема родины в поэзии С.Есенина и А.Блока», на первый взгляд довольно обычном для двадцатишестилетнего молодого человека, серьезно интересующегося литературой, есть несколько забавных моментов, поэтому стоит привести выдержки из него. «Первая книга стихов Есенина «Радуница» появилась в 1916 году, когда Блок уже был широко известным поэтом. Примерно в это же время состоялась встреча Есенина и Блока, о которой Блок оставил подробную запись в дневнике. Ему запомнилась история о налимах, которую рассказал Есенин. Налимы, видя просвечивающую сквозь лед луну, присасываются ко льду, чтобы прососать его насквозь и «выплеснуться до луны». Это показалось Блоку аллегорией творческого метода Есенина. Он записал в дневнике: «Образы творчества: схватить, прокусить». Говоря о стихах Блока, Есенин отмечал в них «голландский романтизм». Он имел в виду рассказ Блока о поединке двух борцов. Первый из них был «отвратительный русский тяжеловес», а второй — голландец, чья мускульная система была «совершенным механизмом». Казалось бы, что общего может быть у этих двух поэтов? Достаточно сравнить стихотворение Блока «Русь» с «Русью» Есенина, и общность станет очевидной. «Русь» Блока написана в 1906 году, а «Русь» Есенина — в 1914-м, уже во время войны. Но как похожа образная система этих стихотворений! Русь, опоясана реками и дебрями окружена, с болотами и журавлями, и с мутным взором колдуна... Это пишет Блок. А у Есенина читаем: Залучала нас сила нечистая... Что ни прорубь — везде колдуны. Но есть и различие. Блок ограничивается тем, что дает картину Руси, изображая волшебный, дремучий мир. А Есенин в своем стихотворении говорит о тяготах народной жизни, вспоминает мужиков, которые оказались на фронтах далекой войны. В последней главке есенинской «Руси» происходит отождествление лирического героя стихотворения со своим народом, своей страной. ...Сергей Есенин и Александр Блок — два великих лирика начала века. Оба они принимали активное участие в литературной борьбе своего времени, примыкали к различным направлениям в искусстве. Тогда эта разница могла показаться существенной, но сегодня мы видим, насколько Блок и Есенин возвышаются над любыми литературными течениями. Мы вспоминаем не символиста Блока и имажиниста Есенина, а символизм и имажинизм как этапы пути этих поэтов. Время сблизило Блока и Есенина, и стало заметным то общее, что было в их творчестве. А самой важной общей чертой у них была любовь к своей стране». Если отбросить необходимую для вступительных сочинений всех времен патриотическую риторику, то отчетливо видны акценты, расставленные абитуриентом: мистика, колдуны. Первая публикация Виктора Пелевина в прессе тоже связана именно с этими темами. В декабрьском номере журнала «Наука и религия» за 1989 г. увидел свет его рассказ «Колдун Игнат и люди». А в следующем номере была опубликована его статья «Гадание на рунах». Литературный институт имени Горького был среди самых элитарных учебных заведений страны. Поступали туда дети советских писателей, критиков, литературных редакторов и крупных издательских работников. Так что связи там действительно можно было завести очень серьезные. Виктор Пелевин попал в семинар прозы, которым руководил известный литературный критик довольно ортодоксальных взглядов Михаил Петрович Лобанов, автор книг о Леониде Леонове и Александре Островском. Сейчас о своем студенте Лобанов не может вспомнить ничего, кроме того, что тот поступил, представив на конкурс «симпатичный фантастический рассказ». В марте 1990 г. Михаил Лобанов написал в характеристике студента второго курса заочного отделения: «В рассказах Виктора Пелевина — достоверность житейских наблюдений, иногда утрированных. В последнем рассказе — попытка «сюрреалистического» повествования (о том, как наступает смерть). Еще пока — авторские поиски, идущие скорее от отвлеченного «философствования», нежели от подлинности внутреннего, духовного опыта». В том же семинаре Лобанова учился и молодой прозаик Альберт Егазаров. Пелевин подружился с ним. Егазаров тоже окончил технический вуз — Московский институт электронной техники, но интересовался больше мистикой, оккультизмом и тайными учениями. Он занимался бизнесом, торговал, и довольно успешно, редкими тогда в Москве компьютерами. Вскоре некоторые моменты из биографии Егазарова Пелевин ненавязчиво «вплетет» в миф биографии собственной. Когда в журнале «Знамя» готовилась публикация его повести «Омон Ра», редактор отдела прозы Виктория Шохина спросила писателя, что указать в биографической справочке, сопровождающей публикацию. «Напиши — спекулировал компьютерами. Компьютерный спекулянт», — ответил Пелевин и заржал», — вспоминает Виктория Шохина. На полученные от продажи компьютеров деньги Альберт Егазаров решил организовать книжное издательство. Незадолго до этого в кафе Литинститута, где студенты обычно выпивали до и после, а иногда и вместо занятий, он познакомился с поэтом Виктором Куллэ. Известный сейчас литературовед и литературный критик Виктор Куллэ учился на дневном отделении. Время было перестроечное, и секретарем комитета комсомола Литинститута студенты выбрали именно Куллэ, который на собрании, по его словам, «просто больше всех резвился». Ректором Литинститута тогда был известный литературный критик с либеральными, так называемыми шестидесятническими взглядами Евгений Сидоров, будущий министр культуры России при Борисе Ельцине. Куллэ вызвался поговорить с ректором о помещении для издательства. Договорились, что оно раз в год будет выпускать сборник поэзии и прозы студентов Литинститута. И за это ему предоставят помещение. Вскоре новое издательство «День» (позже переименованное в «Миф», так как под названием «День» начала выходить известная газета Александра Проханова) расположилось в комнатах бывшего комитета комсомола. Хозяином и редактором был Альберт Егазаров, на свои деньги он купил два компьютера. Двумя его заместителями, по прозе и поэзии, стали Виктор Пелевин и Виктор Куллэ. Пелевин готовил к изданию трехтомник Карлоса Кастанеды. За основу он взял известный по «самиздату» перевод Максимова, но исходный текст практически переписал. По словам знатоков, перевод Максимова очень точный, но «нечитабельный» и действительно — очень выиграл после пелевинской редактуры. «Между тем Витя с Аликом вскоре совсем ушли в мистическое направление, — вспоминает один из художников издательства Юрий Глаголев. — Они вместе писали книгу «Красная магия». Советское общество они представляли как единственное оставшееся на земле ритуальное общество. Это должно было быть очень серьезно. Алик меня просил фотографов послать, чтобы снимать метро, ВДНХ, символы и прочее. Пелевин занимался знаковой частью, Алик — идеологической». В работе над «Красной магией» принимал участие и Виктор Куллэ. В целом проект не осуществился, но по ходу дела «Миф» издал сокращенный перевод культовой среди московских мистиков книги Жака Бержье и Луи Повеля «Утро магов» — о связи нацистов с магическими и оккультными учениями. Что же касается не творческой, а бытовой части издательской жизни, то и она была довольно экзотической. В литературном мире ходят легенды о том, что Пелевин прекрасный каратист. «Он очень любил на дверях аудиторий упражняться. Беспрерывно бил ногами по дверям в пристройке Литинститута, где мы тогда находились. Причем старался повыше ударить. По дороге из комнатки издательства к сортиру, там, где сейчас Платоновская аудитория находится, на всех дверях был отпечаток пелевинского ботинка. Ему действительно было это зачем-то нужно», — рассказывает Виктор Куллэ. Пелевин с Егазаровым вскоре очень серьезно поссорились. Издательство «Миф» существует и по сей день. Альберт Егазаров выпускает теперь солидные тома на свою излюбленную тему: «Энциклопедия символов, знаков, эмблем», «Энциклопедия Третьего Рейха», двухтомник Алистера Кроули «Магия в теории и на практике». Для некоторых своих изданий он использует иллюстрации, подготовленные к так и не осуществленному проекту «Красная магия». Один из бытующих мифов о писателе — «Пелевин контролирует сеть коммерческих ларьков» — большинство литературоведов справедливо считали совершенно «бредовым». Однако у него есть корни в реальности. Жена Виктора Куллэ Ольга, работавшая юристом, в 1991 г. завела коммерческую палатку на площади Индиры Ганди. Дело пошло, и вскоре палаток стало две. Продавцов в них хотелось нанять таких, чтобы не обманывали. Виктор Куллэ устроил на эту работу своих друзей по Литинституту. В палатках торговали литераторы Юлий Гуголев, Дмитрий Сучков и Виктор Обухов. Как рассказывает Куллэ, Виктор Пелевин довольно часто заезжал туда «просто посидеть и выпить вина и водки». Через некоторое время поэта Юлия Гуголева Пелевин встретит в имиджмейкерском агентстве Глеба Павловского «Фонд эффективной политики». Поэтому не исключено, что именно Гуголев стал прообразом Владилена Татарского в романе «Generation П». ВСЕ-ТАКИ приобретенные в Литинституте знакомства иногда неплохо помогали. Писатель Михаил Умнов в отличие от Пелевина институт окончил и дипломную практику проходил в толстом литературном журнале «Знамя». Там он подружился с литературным критиком Викторией Шохиной. В то время она работала в «Знамени» редактором отдела прозы. В иерархии «толстых» литературно-художественных журналов «Знамя» — на втором месте. Выше него в литературной иерархии только «Новый мир». Опубликоваться в «Знамени» означало стать настоящим писателем. Так считается даже сегодня, что уж говорить о зиме 1991 г., когда по рекомендации Умнова Виктор Пелевин пришел к Виктории Шохиной и принес рукопись повести «Омон Ра». «Он проходил по ведомству фантастики тогда. А ему хотелось эту границу развлекательной, как у нас считается в России, и настоящей прозы перейти. Он мог иметь успех, например, как братья Стругацкие, но он хотел большего, как я его понимаю, и был прав», — говорит Виктория Шохина. Повесть членам редколлегии «Знамени» понравилась и в марте 1992 г. была принята к публикации. А затем «Знамя» напечатало и повесть «Жизнь насекомых». Пелевин относился к авторам, которые судьбой своих рукописей интересуются очень активно, иногда даже навязчиво. Он звонил «почти беспрерывно», вспоминает Шохина, иногда, по его словам, не из Москвы. Однажды позвонил и говорит: «Я звоню из сталактитовых пещер, подвешенный к чему-то, кругом летучие мыши, быстро скажи, приняли рукопись или нет?» В начале 1993 г. повесть «Омон Ра» номинировалась на Букеровскую премию. Но получил Пелевин Малую Букеровскую премию за сборник рассказов «Синий фонарь». Кроме небольшой денежной суммы, он был награжден благотворительной поездкой в Англию. Своим друзьям Пелевин заявил, что будет жить у знаменитого английского писателя Джона Фаулза. В реальности же по просьбе тогдашнего председателя Букеровского комитета он «дней десять» жил в Лондоне у искусствоведа-эмигранта Игоря Голомштока. «Он произвел на меня впечатление немножко диковатого человека, — вспоминает Игорь Голомшток. — У него была идея купить складное шведское кресло. Он долго ходил по магазинам и его искал. Но не купил, потому что дорого для него это тогда было. По музеям он так не ходил». После публикаций в «Знамени» критики стали писать о Пелевине много, часто и почему-то неодобрительно. Задевало его все это очень сильно — особенно если исходило от тех людей, с которыми он не то чтобы дружил, но вполне дружелюбно пересекался в общих компаниях. 31 июля 1993 г. «НГ» опубликовала статью «Заратустры и мессершмидты» — одну из самых язвительных. Хотя не исключено, что залихватский тезис, с которого статья начинается, стал основой очередного мифа о Пелевине и прибавил загадочности его фигуре. Автор, Александр Вяльцев, писал: «Сразу оговорюсь: никакого Пелевина не существует. Есть лишь «цепочка светящихся сообщений на экране дисплея». Оттого и пишет он так нечеловечески бесцветно, оттого и сюжеты у него сплошь сконструированы, словно куплены в глянцевой коробке в отделе «моделист-конструктор» в «Детском мире», — из штампов речи и полузабытых абстрактных идей. <...> Смесь нью-готик и А.Кабакова, но смешнее. В общем, вроде «Незнайки на Луне» для взрослых (но не очень). Все это, как правило, безобразно написано...» По главной мысли и немного брюзжащей интонации статьи «Заратустры и мессершмидты» можно было представить ее автора скорее всего каким-нибудь пожилым преподавателем гуманитарного вуза, обиженным на критику советской истории. Но Пелевин в отличие от обычного читателя хорошо знал Александра Вяльцева. В начале 80-х тот был одним из «центровых» хиппи и очень гордился тем, что в каком-то американском справочнике был назван «самым красивым хиппи Москвы». Был ли такой справочник на самом деле, выяснить не удалось, но специалисты подтвердили, что об этой легенде им хорошо известно. Знал Пелевин и то, что отчим Александра Вяльцева занимал достаточно высокую должность в КГБ. И в разговоре с Шохиной отзывался об этом вполне с юмором: «Почему бы ему не хипповать? Он хиппует, а сверху два вертолета летят и его охраняют, ребята в камуфляже по трассе лежат, сзади броневик едет, а он идет и хиппует...» Однако обиды сдержать не смог и ответил своему критику в той же «НГ» статьей «Джон Фаулз и трагедия русского либерализма»: «Если понимать слово «совок» не как социальную характеристику или ориентацию души, то совок существовал всегда. Типичнейший «совок» — это Васисуалий Лоханкин, особенно если заменить хранимую им подшивку «Нивы» на «Архипелаг ГУЛАГ». Классические совки — Гаев и Раневская из «Вишневого сада», которые не выдерживают, как сейчас говорят, столкновения с рынком. <...> Совок — вовсе не советский или постсоветский феномен. Это попросту человек, который не принимает борьбу за деньги или социальный статус как цель жизни. Он с брезгливым недоверием взирает на суету лежащего за окном мира, не хочет становиться его частью и, как это ни смешно звучит в применении к Васисуалию Лоханкину, живет в духе, хотя и необязательно в истине. Такие странные мутанты существовали во все времена, но были исключением. В России это надолго стало правилом. Советский мир был настолько подчеркнуто абсурден и продуманно нелеп, что принять его за окончательную реальность было невозможно даже для пациента психиатрической клиники. И получилось, что у жителей России, кстати, необязательно даже интеллигентов, автоматически — без всякого их желания и участия — возникал лишний, нефункциональный психический этаж, то дополнительное пространство осознания себя и мира, которое в естественно развивающемся обществе доступно лишь немногим. Для жизни по законам игры в бисер нужна Касталия. Россия недавнего прошлого как раз и была сюрреалистическим монастырем, обитатели которого стояли не перед проблемой социального выживания, а перед лицом вечных духовных вопросов, заданных в уродливо-пародийной форме. Совок влачил свои дни очень далеко от нормальной жизни, но зато недалеко от Бога, присутствия которого он не замечал. Живя на самой близкой к Эдему помойке, совки заливали портвейном «Кавказ» свои принудительно раскрытые духовные очи, пока их не стали гнать из вишневого сада, велев в поте лица добывать свой хлеб. Теперь этот нефункциональный аппендикс советской души оказался непозволительной роскошью. Миранда пошла защищать Белый дом и через некоторое время оказалась в руках у снявшего комсомольский значок Калибана, который перекрыл ей все знакомые маршруты непроходимой стеной коммерческих ларьков». Много, и часто с издевкой, писал о Пелевине нынешний заместитель заведующего отделом литературной критики «Литературной газеты» Павел Басинский. По словам писателя Дмитрия Стахова, особенно обидело Пелевина замечание критика о том, что «экзистенциальный градус» его прозы равен нулю. «Он позвонил мне и орал: «Ну где у этого козла термометр, как он измеряет?» Я ему ответил: ну что ты обижаешься? Ну, может, он завидует, да мало ли... «Да я никому же ничего плохого не делал, — кричал Пелевин, — я ни у кого ничего не уводил. Просто я не человек тусовки. Я просто приношу тексты, и их печатают. Чего они на меня лезут?» Дмитрий Стахов вполне согласен, что резкое неприятие Пелевина профессиональными критиками из столичных газет и журналов во многом определялось именно тем, что набиравший популярность писатель не вел светской литературной жизни. Не входил в тусовку. Через несколько лет Виктор Пелевин отомстил критику Басинскому художественно. Настолько жестоко, что та самая тусовка обсуждала эту месть месяца два. В романе «Generation П» Владилен Татарский пишет сценарий рекламного ролика для «Гуччи»: «В кадре — дверь деревенского сортира. Жужжат мухи. Дверь медленно открывается, и мы видим сидящего над дырой худенького мужичка с похмельным лицом, украшенным усиками подковой. На экране титр: «Литературный обозреватель Павел Бесинский». Мужичок поднимает взгляд в камеру и, как бы продолжая давно начатую беседу, говорит: — Спор о том, является ли Россия частью Европы, очень стар. В принципе настоящий профессионал без труда может сказать, что думал по этому поводу Пушкин в любой период своей жизни, с точностью до нескольких месяцев. Например, в 1833 году в письме князю Вяземскому он писал… В этот момент раздается громкий треск, доски под мужичком подламываются, и он обрушивается в яму. Слышен громкий всплеск. Камера наезжает на яму, одновременно поднимаясь (модель движения камеры — облет «Титаника»), и показывает сверху поверхность темной жижи. Из нее выныривает голова обозревателя, которая поднимает глаза и продолжает прерванную погружением фразу: — Возможно, истоки надо искать в разделе церквей. Крылов не зря говорил Чаадаеву: «Посмотришь иногда по сторонам, и кажется, что живешь не в Европе, а просто в каком-то…» Что-то сильно дергает обозревателя вниз, и он с бульканьем уходит на дно. Наступает тишина, нарушаемая только гудением мух. Голос за кадром: «GUCCI FOR MEN. БУДЬ ЕВРОПЕЙЦЕМ. ПАХНИ ЛУЧШЕ». В декабре 1993 г. в интервью филологу Салли Лэярд Пелевин жаловался, что «сегодня нельзя заработать деньги писательством, независимо от того, насколько ты знаменит, и даже если твои книги публикуются многотысячным тиражом. Я продал 100 000 экземпляров книги рассказов «Синий фонарь». Если вы издадите такой тираж на Западе — это огромный успех, но здесь это не принесло денег. Единственная надежда, если твою работу переведут, то заплатят немного валюты». А меньше чем за год до этого интервью у Пелевина, видимо, были серьезные проблемы с деньгами. Вспоминает заместитель главного редактора «НГ» литературный критик Игорь Зотов, который работал тогда журналистом в информационном агентстве «НЕГА» при редакции газеты: «Неожиданно мне позвонил Пелевин и сказал, что у него важное дело. Разговор состоялся на третьем этаже редакции, на лестнице. Мы стояли и курили, и он совершенно неожиданно задал вопрос: «Можно ли поработать в вашем агентстве в качестве редактора или журналиста?» Я спросил: «А что так, зачем?» Он ответил: «Надо же на что-то жить». Тогда вроде бы деньги были не очень большие, но регулярно платились. В среднем рублей восемьсот или тысячу я получал. Я ответил утвердительно. Но Витя не позвонил больше, видимо, что-то у него по-другому решилось». Многим литераторам почему-то неприятно, что когда они Пелевина о чем-то просят, он всегда сразу спрашивает о размере вознаграждения. Главный редактор газеты «День литературы» критик Владимир Бондаренко с возмущением рассказывал коллегам, что, когда он попросил писателя дать что-то для газеты, Пелевин ответил, что печатается только за гонорар в сто долларов страничка. С не меньшим неудовольствием бывший главный редактор «НГ» Виталий Третьяков говорил, что Пелевин был единственным, кто спросил Бориса Березовского, сколько тот ему заплатит за участие в ЗАО «Телетраст», которому Березовский в октябре прошлого года хотел передать принадлежавшие ему 49% акций ОРТ. Когда Пелевину ответили, что это почетная общественная работа, он от участия в мероприятии отказался. Но вот Дмитрий Стахов, напротив, симпатизирует такой позиции. В 1995 г. он работал в журнале «Огонек» и придумал ввести западную практику — заказывать известным писателям рассказы на интересующую журнал тему. «И выяснилась такая вещь, — вспоминает Дмитрий Стахов, — несмотря на то, что в России писателей немало, по-прикладному профессионально к своему ремеслу могут подойти только единицы. Подавляющее большинство, к кому я обращался, отвечали примерно в том смысле, что я, мол, пишу для вечности, а вы тут такое предлагаете…» Откликнулись сразу только три писателя: Андрей Битов, Сергей Белошников и Виктор Пелевин. За рассказ «Огонек» предлагал 300 долларов. Пелевина это устроило, и он написал на обговоренную тему — война в Чечне — рассказ «Папахи на башнях». За три дня. Кстати, многие критики считают этот рассказ одним из лучших у Пелевина. Свою статью «Гадание по рунам» из «Науки и религии» Пелевин использовал на все сто: сдал ее в качестве курсовой работы в Литинституте по курсу «Зарубежная литература Средних веков и Возрождения» и продал какому-то кооперативу в качестве инструкции к набору рун. Часто говорил, что гадает своим друзьям и у некоторых от этого «крыша поехала», а другие «возродились». Заместитель главного редактора «НГ» писатель Олег Давыдов при знакомстве с Пелевиным выяснил, что тот гадает и по «И Цзин», китайской «Книге перемен»: «Он рассказал мне, что в основе некоторых глав «Жизни насекомых» заложена гексаграмма «Колодец». Ну и разговор пошел профессионально, о толкованиях этой гексаграммы. Когда-то я гадал одному другу, и ему выпал «Колодец», я ему предсказал немного, ну и мы обсуждали мое предсказание, его предсказания… Причем он гадает старинной китайской монетой, у меня другая методика — я перекладываю листья тысячелистника. Смысл этого гадания в чем: надо выявить шесть линий, прерывистых или сплошных. Монету подбрасываешь и смотришь, какое начало: женское или мужское, условно — орел или решка, сильная — слабая, свет — тень. У него еще была компьютерная программа по гаданию «И Цзин», и он также гадал, используя ее. Он мне сказал, что очень разочаровался в этих компьютерных программах, потому что компьютер гадает механически». * * * С шестнадцатого этажа одного из корпусов дома # 3 по Чертановской улице иногда вдруг засветит яркий красный лучик, шмыгнет пару раз по «Мерсу» или «Тойоте» какого-нибудь «нового русского». «Он начинает метаться, а я сижу и смеюсь», — рассказал как-то раз культовый писатель Виктор Пелевин Виктории Шохиной... |
Похожие:
 |
Биографии российских губернаторов, 1993-2013 Интернет. Приоритетом пользовались сведения официальной биографии, размещенной на личной странице либо на сайте региональной администраци... |
 |
Виктор Олегович Пелевин П5: Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана Виктор пелевин Лена пришла на прослушивание за два часа до назначенного срока, но все равно оказалась в очереди девятой |
|
Григорий Климов Имя моё легион Григорий Климов 1 Имя моё легион 1 Когда нарушаются табу 1 Введение профессора современной советской литературы Стратфордского университета д-ра С. П. Новикова |
|
Виктор пелевин Автор просит воспринимать их исключительно в этом качестве. Остальные совпадения |
|
Государственная Дума РФ мониторинг сми 28-30 Твц, деловая москва, 27. 06. 2008, Бутлицкий Григорий и Яковлева Вероника, 17: 55 10 |
|
Семь лет в Тибете Мемуары Он попал в Тибет, бежав из концентрационного британского лагеря, и его воспоминания послужили основой для скандально известного фильма... |
|
И Олега Лекманова Предисловие и примечания Олега Лекманова Валерий Брюсов Сегодняшний день русской поэзии (50 сборников стихов 1911 – 1912 гг.) (отрывки) |
|
Виктор Пелевин Священная книга оборотня «драматических обстоятельствах» в одном из московских парков. О срежиссированности этой акции свидетельствует милицейский протокол,... |
|
Григорий Чхартишвили Предисловие Часть первая. Человек и самоубийство... Эдипов комплекс в истории суицидентов X. и Г. Опыт патологоанатомического психоанализа |
|
И. О. Сурмина александр невский Изучение биографии Александра Невского издавна привлекало отечественных историков. Вместе с тем историография этого выдающегося полководца... |
|
Эксклюзивные рассказы о культовом писателе современности Прежде всего, надо условиться: Виктор Олегович Пелевин — вполне реальное существо, проживающее в Чертаново. Так что те, кому больно... |
|
Russisches Lesebuch oder Auswahl auserlesener prosaischer und poetischer... Карамзин. Отрывки из прп: Швейцарские красавицы (с. 125-129), Сговор в горах Альпийских, Налева памятник, Ферней, Париж, о жж Руссо,... |
|
Хроника Московской Хельсинкской группы ежемесячный информационный... Поэтому 80-летие В. Войновича – это не только юбилей самого писателя, но и значимое общественное событие |
|
Хроника Московской Хельсинкской группы ежемесячный информационный... Поэтому 80-летие В. Войновича – это не только юбилей самого писателя, но и значимое общественное событие |
|
Психология буддизма Козлова В. В. представляет оригинальное многогранное описание не только биографии Будды из клана шакьев, но и психологическую интерпретацию... |
|
«Свердловский областной государственный фильмофонд» Аннотированный каталог киновидеофильмов Режиссер: Ахим фон Боррис. В ролях: Павел Вензел, Алексей Гуськов, Иван Шведов, Андрей Мерзликин, Сергей Легостаев, Евгений Ситохин,... |