Валентин Пикуль Мальчики с бантиками
|
Скачать 3.01 Mb.
|
| Валентин Пикуль Мальчики с бантиками Они видели многое. Они совершали подвиги. Жизнь их была полна приключений. Джек Лондон От автора Юность… Она была тревожной, как порыв ветра, ударивший в откинутое крыло паруса. Эта книга и посвящается юности – нелегкой юности поколения, к которому я имею честь принадлежать. Тогда было суровое время жертв, и мы были готовы жертвовать. Многие из нас тогда же ступили на палубы боевых кораблей. Эту повесть составляют подлинные события. Но имена героев, как и названия некоторых кораблей, я сознательно изменил. А возможные совпадения – чистая случайность. Технические и специальные термины я умышленно упростил, дабы не утомлять моего читателя. Разговор первый Еще ни разу в жизни я не видел ни одного юнги… Я проштудировал четыре тома «Педагогической энциклопедии», безуспешно отыскивая в ней хотя бы намек на юнг. Энциклопедия добросовестно перечисляла все школы нашей страны – передового опыта и фабрично-заводские, не были забыты даже уникальные школы для поздно оглохших и слабо видящих от рождения. Но нигде не была упомянута Школа юнг ВМФ – Военно-Морского Флота… Размышляя над этим казусом, я спешил на свидание с Саввой Яковлевичем Огурцовым. Двери квартиры открыл не моряк, а человек в кителе служащего Аэрофлота. – Простите, я, кажется, не туда попал. Мне нужен юнга Огурцов… Вернее, – поправился, – бывший юнга Огурцов! – Проходите, – последовал краткий ответ. Огурцов провел меня в свой кабинет, где ничто не напоминало о прошлом хозяина. Большая библиотека говорила о любви Огурцова к русской истории. У меня глаза разбежались при виде книг, о существовании которых я даже не подозревал. А на столе я заметил дичайшее разнообразие вещей, тоже никак не определявших склонности хозяина к морю. Лежала стопка книг по тропической медицине. В банке из-под сметаны покоилась жухлая трава, сорванная на поле Куликовом (это я выяснил уже потом). Тут же валялся молоток с гвоздями. А под лампой грелся холеный котище – черный, а глаза с желтизною. – Итак, я к вашим услугам, – нелюбезно буркнул Огурцов. Выслушав меня, он задумчиво погладил кота. – Вы хотите написать книгу о юнгах? Но это почти невозможно. Школа юнг лежит ныне в руинах, а литературы о ней нет. Из славной летописи флота выпала целая страница, и этого никто даже не заметил. Печально! – Но мне думается, – отвечал я Огурцову, – вы поможете мне. Вспомните. Подскажете. А кое-что, поверьте, я уже сам знаю… Савва Яковлевич недоверчиво хмыкнул: – Что же вы можете знать о юнгах? Сейчас все это уже история. – Знаю! Например, мне известен даже такой факт, что вы попали на эсминцы, почти не владея одной рукой… Хозяин сурово нахмурился: – Да. Было со мною такое. А теперь… Смотрите! Взял молоток и до самой шляпки засадил в стол гвоздище. Только сейчас я заметил, что стол у Огурцова был необычным. Грубо сколоченный из толстых досок, он скорее напоминал верстак. – Очень удобно, – сказал Огурцов, отбрасывая молоток. – Такой стол можно очистить двумя взмахами рубанка. Терпеть не могу помешанных на лакированной мебели. Как правило, за такими столами сидят бездельники, которые не способны думать о работе. Они озабочены только одной трясогузочной мыслишкой – как бы не капнуть на полиранс, как бы не оцарапать его запонкой. А стол, – упоенно заключил Огурцов, – это не украшение жилища, а прекрасный плацдарм для распределения труда и мыслей… Удары молотка не понравились коту, и он, недовольно фыркнув, спрыгнул со стола. Я раскрыл свой блокнот. – Может, расскажете, Савва Яковлевич, как же все начиналось в вашей жизни? Что привело вас к морю? И как вы попали на флот? – Самые простые вопросы – самые сложные. Мне трудно ответить вам в двух словах. Вообще-то, – призадумался Огурцов, – море и корабли я любил с детства. А кто их не любит? Во Дворце пионеров учился в кружке «Юный моряк». Помню, даже значок носил… голубенький такой. Тогда выдавали их. Не знаю, как сейчас. Конечно, мечтал о дальних странствиях. А кто о них не мечтает? Однако не забывайте, что ненависть к врагу у меня в душе воспиталась не по газетам. Так что, помимо морской романтики, было еще и великое желание воевать. А началось все с колеса… – С какого колеса? – С самого обыкновенного. С колеса товарного вагона на станции Вологда-Сортировочная. Да, именно с этого проклятого колеса и началась моя зрелая жизнь. С той поры прошло уже тридцать лет, а это колесо иногда еще накатывается на меня по ночам… – Что ж, вот и название первой части. «Колесо»! Огурцов сразу остудил мой горячий восторг: – Заранее условимся, что каждую часть вашей книги я буду завершать своим очерком. Вроде эпилога. Моряки пишут худо, но довольно искренно, – это заметил еще Крузенштерн. На прощанье я сказал: – Возникли два мучительных вопроса… – Заранее догадываюсь, о чем вы спросите. Вы увидели на столе книги по тропической медицине. Но человек должен много знать, а я… самоучка. Затем вы хотели спросить, почему я в этом кителе. Нет, я не летчик. Моя специальность – компасы. Я служу на аэродроме компасным мастером. – А какие компасы на самолетах? – Принцип прежний, проверенный – гироскопический. Ну а что такое гироскоп, вы еще узнаете от меня. Вам необходимо это знать, иначе с книжкою у вас ничего не получится… Всего вам доброго. До свидания! Часть первая Колесо О вы, которых ожидает Отечество от недр своих… Ломоносов Ближе к ночи эшелон с эвакуированными из Ленинграда втиснулся в неразбериху путей на сортировочной станции Вологда. Город уже спал, и только вокзал еще бурлил насыщенной заботами жизнью – жизнью военного времени. Жесткие графики вдруг срывали с места стылые эшелоны, раздвигали стрелки перед молчаливыми составами, что укатывали в строгую весну года тысяча девятьсот сорок второго – года героического! Кто-то сказал, что ленинградцев в Вологде кормят по разовому талончику. Бесплатно и без карточек. А столовая для эвакуированных из Ленинграда работает в городе даже по ночам. В мерцающем свете путевых фонарей по-весеннему тяжелел грязный, истоптанный снег. Сыро было и зябко. Закутанный в платок своей бабушки, Савка на себе вытащил мать из теплушки на зашлакованную насыпь. Идти было трудно, мать часто опускалась на землю. Савка поднимал ее и тащил дальше, окликая редких прохожих: – Эй, где здесь блокадников кормят по разовому? Был уже второй час ночи, когда они, изможденные и усталые от поисков, окунулись в теплую благодать барака, над дверями которого висела надпись: «Питательный пункт № 3». – Сынок, – ожила мать, – а эшелон-то наш сыщем ли? Тьма-тьмущая стояла за окнами барака. Савка понимал, что мать по-хозяйски тревожится за свое барахло, оставленное в теплушке. Там у нее даже швейная «головка», отвинченная от машинки «Зингер». А вот Савке ничего не жаль, кроме двух больших тетрадей, исписанных им в любовном прилежании. По праву считал он себя автором двухтомного труда по военно-морскому делу; картинками и чертежиками разукрасил свои рукописи. Им подали гороховый суп. Савка ел неторопливо, как и все блокадники, маленькими глотками, с удивительной бережливостью к хлебу. Поначалу выбирал из супа всю жидкость, чтобы потом насладить себя густотой горячего варева. Старуха-подавальщица по-доброму заметила Савке: – Милый, не оставляй гущу на второе. Будет и каша. – А какая, бабушка? – Пшенка. Со свиным смальцем… Уж не обидим вас! Кое-кто за столами барака умер, не доев своей пайки по разовому талону, и теперь смирнехонько, никому не мешая, сидел за сытным столом – в ряд с живыми. Но к нечаянным и быстрым смертям в дороге уже привыкли. Обратный путь до станции оказался гораздо труднее, и мать все чаще садилась на землю. Тащить ее было невмоготу, и Савка ослабел. А на сортировочной – столько путей и столько эшелонов, что казалось, в ночной темени они уже никогда не отыщут своего вагона. Лазать через высокие тамбуры они были не и силах, а потому Савка волоком тащил мать через рельсы, под вагонами. – Наш или не наш? – спрашивала мать от земли. Все теплушки казались одинаковыми, как бобы с одного поля. – Найдем, – отвечал Савка. – Без нас не уедут. Он снова поднырнул под тяжелую платформу, на которой сверкал инеем промерзлый танк, грозя в ночь хоботом орудия. Схватив мать за воротник пальто, Савка потянул ее через рельс. Но сортировочная жила своим временем, своим напряжением. И едва удалось дотащить мать до середины рельса, как сработало неумолимое расписание. Издалека уже накатывался перезвон буферных тарелок, бивших все ближе и ближе… Удар! Эшелон тронулся. – Ма-ама! – истошно прокричал Савка. Большое колесо платформы черной тенью подкрадывалось к матери, которая лицом вниз лежала поперек рельса. Сидя на корточках под платформой, Савка пытался сдернуть мать на шпалы. Но последние силенки отказали ему, и мальчик в ужасе смотрел, как едет, медленно и неотвратимо, жирное колесо, источая в темени ночи неживые запахи масла и гари… – Мама, вставай! Раздавит же! Мать слабо подняла голову. Колесо уже прищемило край материнского пальто… Но тут снова раздался звончатый перебой буферов. Савка не сразу понял, что эшелон еще не тронулся – он лишь брал разбег для долгой дороги. Колесо двинулось обратно, освобождая прижатый к рельсу край пальто матери. Они прижались к шпалам, а над ними, быстро наращивая скорость, пошло перекатывать вагоны, теплушки, цистерны и платформы. Савка видел между бегущими колесами как бы узкий туннель, наполненный грохотом и воем гудящего железа. Вот уже глянул просвет в конце туннеля, под самым последним вагоном. Савка не успел увернуться, и громадный крюк сцепления, болтавшийся в самом хвосте эшелона, сильно ударил его в плечо, проволочил по шпалам… Ярчайше сияли звезды. Было тихо, когда Савка очнулся, а в отдалении еще помигивал красный огонек уходящего эшелона. Плечу сразу стало больно, но он встал. Подошел к матери, все так же безвольно лежавшей на шпалах. – Пойдем, – сказал Савка. …В эту ночь он явственно ощутил, что детство кончилось. Наступила иная пора жизни, которую он еще не знал, как назвать, но в которой нужно было отыскивать свое место… * * * А на грандиозном перегоне Вологда – Архангельск жизнь сразу повеселела. И хотя снежок за окнами поезда лежал еще не тронутый мартовским солнцем, воронье уже вовсю радовалось, галдя над лесными полянами. Да и вагон был уже не теплушкой, а настоящим купейным дальнего следования – с полками для спанья, даже с зеркалами. Военные угостили Савку куском сахара, и он охотно сообщил им: – Вот везу… маму-то! Уже немного осталось. – До Архангельска? – Ага. – К родным, выходит? Савка показал конверт последнего письма от отца. – И адрес имеется – номер полевой почты. Он у меня не как-нибудь… Комиссар! – Это фигура, – оценили его отца военные. – Только, милый, номер полевой почты – это еще не номер дома. – Я найду. Только бы в Архангельск поскорее… Чего уж! Вот и конец пути. Вокзал – на левом берегу Двины, а город – на правом. Моста через реку нет, и пассажиры дружно топают через подталый лед. Даже не верится, что там, в этих улицах города, в хитросплетении корабельных мачт, где-то сейчас находится отец Савки, который еще не ведает, что они уже здесь, только на другом берегу… Савка сгрузил все вещи в горку на перроне вокзала, поверх скарба усадил мать, и она ткнула кулаком в синий узел, проверяя: – Машинка-то еще здесь? Здесь будто… Савка перед уходом строжайше наказал ей: – Ты сиди, пока я папу не найду. Главное, стереги чемодан – в нем мои сочинения. По скользкой, наезженной санками тропе он съехал с берега на лед реки. Где же искать отца? Напрасно он расспрашивал прохожих, показывал им конверт: – Где тут найти – вот по такому номеру? – По номеру? Не знаю, – отвечали прохожие. А один даже повертел конверт в руках, потом сказал: – Ну и комик же ты, приятель! Забрел Савка и на почту, где выстоял длиннющую очередь, чтобы задать все тот же вопрос. Но и здесь его постигло жестокое разочарование: – По номерам полевой почты справок не даем… Его уже шатало. От голода. От холода. От недосыпа. Плечо сильно болело, и Савка заметил, что пальцы левой руки разжимаются с трудом. В пустынной сберкассе, куда Савка зашел обогреться, за стеклами окошечек сидели две барышни. Яростно и жарко пуляла искрами железная печка. – Тебе тут чего? – спросили барышни. – А… нельзя? – ответил вопросом Савка. – Можно. Только не укради чего-нибудь. – Чего у вас красть-то. Мне бы так… погреться. Из Ленинграда я, из блокады. Приехал вот… а не знаю… Отношение к нему сразу переменилось, и Савка снова тряс конвертом, рассказывал про отца, что тот служит на кораблях, и не как-нибудь, а комиссаром. – Так тебе в Соломбалу надо. – А что это такое? – спросил Савка, запоминая. – Остров. Ну, как в Ленинграде – Васильевский. В Соломбале, на второй лесобирже – флотский Экипаж. Старый кирпичный дом в пять этажей. Вот там свой конверт и покажи… Пришлось опять переходить речку, и – правда! – показался большущий домина казенного вида, без занавесок на окнах. Возле пропускного пункта похаживал румяный матрос-новобранец с винтовкой. Ему было явно скучно, и он припугнул Савку штыком: – Вот я тебя на шомпол насажу, а потом изжарю! Савка штыка не испугался. – Нашел чем пугать… ленинградского-то! Мне бы вот комиссара Огурцова. Может, слышал? – А ты кто такой? На што тебе сдался комиссар? – Так я же его сын буду… Савка Огурцов! – Минутку. – И матрос стал куда-то названивать. Скоро явился запаренный рассыльный в бушлате. – Вот этого пацана – в политотдел. – Есть! – развернулся рассыльный. Он провел Савку на третий этаж, в просторный кабинет, где за столами (под плакатами, зовущими к победе) сидели и что-то писали четыре морских офицера. Савка понял, насколько он плох, когда при виде его один офицер схватился за голову, второй свистнул, третий охнул, а четвертый, самый деловой, спросил: – Что делать с ним для начала? Мыть или кормить? Состоялась краткая дискуссия, в которой Савка скромнейше участия не принимал. Коллегиально было решено – сначала кормить, но не до отвала, чтобы не помер. – Иди на камбуз, но соблюдай норму. Потом ешь сколько влезет, а поначалу воздержись. Отец твой на тральщиках, мы ему сейчас позвоним, и он скоро прибудет… Столовая в Экипаже – громадный зал вроде театра, и в глубь его тянутся столы, столы, столы… Они накрыты к обеду – миски, ложки, чумички, а вилок матросам не положено. Сбежались официантки. Сочувственно охая, усадили Савку за отдельный стол и сами уселись напротив. Горестно подпершись руками, женщины смотрели, как он подчистую умял и первое, и второе, и третье. Одна из них, постарше, сказала ему: – Нам не жалко. Мы бы еще дали, да из политотдела звонили. Не велено тебе сразу много есть. Опять явился рассыльный и объявил Савке весело: – Ходи вниз по трапам. Тут недалече… только до баржи! Привел он Савку на баржу, вмерзшую в лед под берегом, а на барже была мыльня. Пожилой матрос-банщик вопросил строго: – А вша у вашего величества имеется? – Хватает, – робко признался Савка. – Тогда сымай все с себя, кукарача! Первым делом банщик пожелал остричь Савку под машинку. – Нагнись. Я тебя под нуль оболваню. Савкины пожитки он завязал в узел и поднял его двумя пальцами. – Вша, – сказал матрос внушительно, – животная загадочная. Когда человек в тепле, в счастье и в сытости – ее нету! Как только война, смерть, голод и горе людское – тут она появляется, стерва, и ты скребешься, как не в себе… Вот что, – закончил он, – от прежней шикарной жизни оставлю я тебе пальтишко, порты да валенцы. Остальное в печку брошу. – Кидайте, – согласился Савка. – Чего тут жалеть? Моясь казенным мылом, он заметил, что его левое плечо все синее от удара поездным крюком. В трюме баржи – жаркая парилка, лежат на полках исхлестанные веники. Когда Савка вымылся, банщик бросил ему все чистое – морское. От кальсон и тельняшки исходил особый – казенный, что ли, – запашок. – Флот жертвует, – сказал банщик, довольный собой. Отец прибыл в Экипаж, отрывисто спросил сына: |
Похожие:
 |
Рабочая программа по технологии (мальчики) Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение краснослободская основная школа |
 |
Валентин Гершун Человек и программист Руководство it-проектками в области автоматизации бизнес-процессов, отчётности и анализа данныхSiebel crm, Oracle bi |
|
4. участники соревнований К участию в соревнованиях допускаются все квалифицированные шахматисты мальчики и девочки г. Казани в возрастных категориях до 9,11,13... |
|
«Тематические новости» "Рынок мяса рф" Бюллетень содержит данные Валентин Денисов: Принятие закона о сельскохозяйственном страховании в весеннюю сессию первостепенная задача депутатов |
|
Рабочая программа по технологии (мальчики) 5 класс пояснительная записка Примерной программы основного общего образования по направлению «Технология. Технический труд» (М.: Мон, 2005) |
|
Валентин Кара Магические слова-лекари. Старинные формулы, усмиряющие болезни Выражаю глубокую благодарность Лидии Васильевне Кравцовой за огромный личный вклад в создание и издание книги |
|
Рабочая программа по технологии(мальчики) 5-9 класс Федерального Государственного образовательного стандарта основного общего образования (приказ Министерства Образования и Науки РФ... |
|
Областные новости: «IrkutskMediа» Зиме Иркутской области. Мальчики 10 и 14 лет госпитализированы с ожогами первой степени. Предварительная причина пожара – возгорание... |
|
Правила технической эксплуатации электроустановок потребителей в... В (далее – Потребители). Они включают в себя требования к Потребителям, эксплуатирующим действующие электроустановки напряжением... |
|
Л. В. Бацура (Валентин Виркутский) Искать ответ на советский вызов пришлось новому, 35-му Президенту США джону Фицджеральду Кеннеди молодому и весьма амбициозному человеку.... |
|
Программы для электронных вычислительных машин, зарегистрированные... Авторы (если они не отказались быть упомянутыми в качестве таковых) программы для эвм: Гребенев Валентин Валерьевич, Лапшенков Сергей... |
|
Внутренний предиктор СССР основы социологии «Прибыл на каникулы» (слева, 1948 г.) как выражение альтернативы безответственности школьников, которым предстоит стать взрослыми:... |
|
Срок освоения программы: 01. 09. 2016 31. 05. 2017 Технология (мальчики),... Федерального государственного образовательного стандарта основного общего образования /Приказ Министерства образования и науки РФ... |
|
Утверждено утверждено К участию в Соревнованиях на дистанцию 10 км допускаются мужчины и женщины в возрасте 16 лет и старше, в семейном забеге на дистанцию... |
|
Светлана Алексиевич Чернобыльская молитва (хроника будущего) Названия книг уже стали метафорами: «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва»… По сути, она создала... |
|
Светлана Александровна Алексиевич Чернобыльская молитва. Хроника будущего Названия книг уже стали метафорами: «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва»… По сути, она создала... |